Еврейское остроумие. Земля обетованная. Сборник

имеет! Сам смотри: я еще маленькая, и я христианка. Вы с мамочкой старше, но тоже еще христиане. А вот дедушка – тот уже еврей!

* * *

      – Мальчик, как тебя зовут?

      – Абраша.

      – Надо же! Такой маленький, а уже еврей!..

      Венский доктор Грюн перешел в лютеранство. Его коллеги-выкресты только руками разводят: ну почему бы не стать католиком? Грюн объясняет это так:

      – Вот стану я католиком, а меня спросят: «А кем вы были раньше?» И я буду вынужден ответить: «евреем». А если я теперь приму католичество и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде, я честно отвечу: «лютеранином».

* * *

      Адвокат-выкрест Фрид спрашивает у своего только что крестившегося друга Когана:

      – Отчего ты такой мрачный? Ты жалеешь о том, что сделал?

      – Конечно, нет! – раздраженно отвечает Коган. – Просто никак не могу придумать, какую бы фамилию взять? Ведь если я назову себя Керн, Корн или Ковач, то каждый сразу догадается, что раньше моя фамилия была Коган.

      – Но это же так просто, – отвечает Фрид. – Назови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что прежде твоя фамилия была Коган.

* * *

      Молодой человек приходит к приятелю и сообщает, что крестился.

      – Ой, твой отец перевернется в гробу!

      – Ничего, мой брат на следующей неделе тоже хочет креститься. Тогда папа опять будет лежать на спине.

      Умберто Эко Из романа «Маятник Фуко»

      – О, Господи Иисусе! – вздохнул Бельбо и повернулся в мою сторону. – Там, напротив, стоят два или три дома, в которых живут ортодоксальные евреи, знаете, такие, которые носят черные шляпы, длинные бороды и пейсы. Таких в Милане не много. Сегодня пятница, с заходом солнца начинается суббота. Так вот, в квартире напротив приступают к серьезным приготовлениям: полируют подсвечники, готовят еду, расставляют все так, чтобы завтра не пришлось зажигать огонь. Даже телевизор остается включенным всю ночь, только им заранее приходится выбирать интересующий их канал. У нашего Диоталлеви есть небольшой бинокль, и он постыдно подглядывает в окна, наслаждаясь мечтой, что находится по другую сторону улицы.

      – Но зачем? – спросил я.

      – Да потому, что наш Диоталлеви вбил себе в голову, будто он еврей.

      – Что значит – вбил себе в голову? – спросил задетый за живое Диоталлеви. – Я и есть еврей. Вы что-то имеете против, Казобон?

      – Вам виднее.

      – Диоталлеви, – твердым голосом промолвил Бельбо, – ты не еврей.

      – Вот как?! А моя фамилия? В ней такое же еврейское звучание, как и в фамилиях Грациадио или Диозиаконте, слышится такой же отзвук гетто, как и в имени Шолом-Алейхем.

      – Считается, что фамилия Диоталлеви должна приносить счастье, поэтому ее часто давали детям в сиротских приютах – как доброе предзнаменование. А твой дед прошел через приют.

      – Но как еврейский ребенок.

      – Диоталлеви, у тебя розовая кожа, грудной голос и ты практически альбинос.

      – Существуют кролики-альбиносы, должны же быть альбиносы и среди евреев.

      – Послушай, Диоталлеви, невозможно