Босоногая команда. Клавдия Владимировна Лукашевич

ноту.

      Наташа никогда еще не слыхивала такой музыки. «Точно птица поет», – думала она, затаив дыхание, полуоткрыв рот и не сводя восторженных глаз с музыканта. А тот, казалось, забыл весь мир и играл песню за песней. Флейта точно плакала; затаенная грусть и жалоба звучали в ее тихих, нежных переливах, и у самого флейтиста капали из глаз слезы.

      Вот он кончил, подперев рукой голову, задумался и стал отирать красным ситцевым платком глаза.

      В эту минуту Наташа оступилась и стукнулась нечаянно о дверь. Николай Васильевич перепугался, точно его застали на месте преступления, завернул флейту в платок и бросился к дверям.

      – Наташенька! Это вы? Простите! Я вас разбудил? Пожалуйста, простите! – растерянно бормотал он.

      – Я… ничего… Так… Только послушала, – испуганно твердила девочка, отступая назад.

      – Я думал, вы крепко заснули… Соскучился… Немножко поиграл…

      – Нет, я не спала… Я все слушала.

      Оба смешались и не знали, что говорить.

      – Простите, Наташенька! Экий я, право! Разбудил вас… – начал опять Николай Васильевич.

      – Как вы хорошо играете, – сказала Наташа, оправившись.

      – Что вы, Наташенька! Это я так, для себя… Я ведь совсем не умею…

      – Вы очень, очень хорошо играете, – повторила девочка, переступив через порог в кухню и останавливаясь у плиты.

      – Я люблю поиграть… Одна в жизни услада… Скучно тоже… Выучился самоучкой… Флейту один старичок подарил… Славный был, царство ему небесное! – говорил Николай Васильевич.

      – Сыграйте еще, – попросила робко девочка, подходя к кухонному столу.

      – Да я с радостью… Только ведь плохо… Боюсь вот, пожалуй, наши вернутся – рассердятся.

      – Они из гостей нескоро приходят, – успокоила его Наташа.

      Николай Васильевич перевернул тетрадку и снова заиграл. Наташа села на табурет и не спускала с него глаз. Все песни, одна другой грустнее, доходили до сердца маленькой слушательницы, вся жизнь которой была такая же грустная и заунывная.

      Николай Васильевич кончил и стал бережно вытирать свою флейту.

      – Теперь я все вам сыграл, Наташенька, больше ничего не знаю… Теперь вы шли бы спать… Неравно, наши вернутся, – сказал он.

      – Нет, уж я лучше в кухне посижу… Тут так хорошо, – отвечала Наташа.

      Наступило молчание. Дядя и племянница смотрели друг на друга.

      – А вы боитесь тети Маши? – спросила серьезно девочка, будто припомнив что-то.

      – Нет, не боюсь.

      – Я думала, что боитесь, – протянула Наташа и задумалась.

      – А вы не можете совсем выпрямить голову? – помолчав, опять спросила Наташа.

      – Нет, Наташенька, не могу. Это у меня от болезни.

      – А вы знаете «прiеръ дивiеръ»?

      – Это что же такое? – удивился Николай Васильевич.

      – Это тоже такая музыка… Липочка всегда на фортепиано играет… Сначала так тонко-тонко, а потом толсто. Очень тоже хорошо.

      – Нет,