Бикфордов мир. Андрей Курков

снова затрепетал. Потом поднялся над землей метра на полтора и медленно поплыл прочь.

      Вслед за огоньком поплыл, затихая, плач ребенка.

      – Уходят… – каким-то потерянным голосом проговорил Горыч.

      – А что, если барабан повернуть на горизонт и посветить? Это ж не небо – может, что и увидим?! – предложил шофер.

      – Можно, – согласился товарищ. – Что осветим, то и увидим…

      Они вернулись к машине. Точнее, шофер наткнулся лбом на правый борт. Так ощупью и забрались в кузов. Горыч включил тумблер, и пока разогревалась-разгоралась искорка внутри прожекторного барабана, они повернули его стеклянный глаз набок, чтобы смог он, если загорится, осветить землю. Повернули так, чтобы осветил он путь, уже пройденный машиной. Даже отбросили задний борт.

      Свет копился внутри прожектора, пока не стал постепенно превращаться в луч. Осветил землю за машиной и пополз по этой земле дальше. Горыч и шофер смотрели на голую бестравную землю, всю в каких-то бугорках и рытвинах.

      – Луна вот тоже такая, наверно, – вздохнув, сказал Горыч.

      Шофер щурил глаза, отвыкшие от яркого света.

      Его товарищ спрыгнул на освещенную дорожку.

      – Давай пройдемся! – повеселевшим голосом предложил он.

      Шофер тоже спрыгнул вниз.

      Они пошли вслед за лучом, убежавшим по этой земле уже далеко вперед. Шофер оглянулся и тут же закрыл ладонью глаза.

      – Так ты и ослепнуть можешь! Пусть в спину светит, – посоветовал Горыч. – Ты помнишь, когда последний раз по какой-нибудь улице гулял?

      – Нет, – вздохнул шофер.

      – А я помню… – Горыч, глядя на их удлиненные тени, взъерошил свои волосы. – Лучше бы не помнить… Хотя вот видишь, – он указал рукой на их длинные тени, – это мы на проспекте, на очень длинном проспекте, а все это темное, по обе стороны от проспекта, – дома, рестораны, киноклубы… Где-то еще деревья должны быть. И вот мы идем и наверняка кого-то встретим. В это время как раз многие должны прогуливаться. Влюбленные парочки и еще совсем молоденькие девушки, ожидающие большой и светлой любви. Старичок с собачкой, останавливающейся у каждого столба… Пионеры собирают деньги на постройку самого большого в мире аэроплана… Мы наверняка можем встретить и знакомых…

      – Стой! – вырвалось у шофера, резко отшатнувшегося назад.

      – Что такое? Что с тобой?

      – Там что-то проскочило, – шофер показал рукой вперед. – Собака или волк…

      – Вот видишь… Собака уже есть, скоро покажется и хозяин или хозяйка… Пошли…

      Шофер полуобернулся к прожектору и снова прикрыл глаза ладонью. Горыч подошел к другу.

      – Что с тобой?

      Шофер молчал. Из-под ладони, закрывавшей глаза, выбралась слеза и, замерев на скуластой щеке, заблестела, пропуская сквозь себя яркий свет прожектора.

      – Пойдем! – Горыч дотронулся до плеча шофера. – Пойдем прогуляемся по собственной улице, по собственному проспекту. Давай! Пока есть свет…

      – Я не плачу, – выдавил с натугой шофер. – Это глаза болят. Глаза…

      – Ну я ж и говорю: не оборачивайся! – сказал Горыч, и сам на