Бикфордов мир. Андрей Курков

и засыпать бодрствовавшему. И вдруг в том месте, где только-только было красное солнце, поднялся яркий столб света, как бы защищая землю от падающего ночного неба, от его темных сил, созидающих ночь.

      – Гляньте! – крикнул Иван Тимофеич сыновьям.

      Обернулись они и замерли.

      – Неужели дождались… – шептал Иван Тимофеич, и в глазах у него блеснули слезы. – Счастье какое…

      – Что же теперь? – спросил старший сын, и в его голосе зазвучали растерянность и надежда.

      – Собирайтесь, – сказал отец, не сводя взгляда с яркого столба. – Берите хлеб, одежду.

      Побежали сыновья собирать свои котомки. А отец остался стоять. Между ним и далеким горизонтом сияло знамение Господа, указующее путь.

      Владимир и Николай подошли к отцу.

      – Благословляю вас в путь, – заговорил отец. – Путь далекий, но, пройдя его, вы выйдете туда, где исполнятся ваши чаяния.

      – А вы, отец?! – спросил Владимир.

      – Я не пойду. Сил у меня уже мало, но верю, что смогу отдать долг и за себя, и за вас…

      Братья замолчали, переглянулись.

      – Да и оставив меня здесь, вы чаще будете вспоминать, откуда пришли… Слишком старый я для дороги… Идите. Путь очень далекий, и идти придется вам ночами.

      Владимир и Николай неподвижно стояли перед отцом, не сводя с него глаз.

      – Идите же! – чуть не закричал Иван Тимофеич.

      Владимир переступил с ноги на ногу. Николай потупил взгляд.

      – Палкой мне вас гнать, что ли?! – рассерженно вопросил отец.

      Владимир подошел к отцу, обнял его и зашагал к воротам. То же сделал Николай.

      Они ушли, а он стоял и не сводил глаз с яркого столба, в сторону которого только что ушли его сыновья. Ушли, чтобы больше никогда не вернуться.

      Знамение продолжало сиять, светить, и подумал Иван Тимофеич, что будет оно сиять каждую ночь, пока не дойдут его сыновья к заветной цели, пока не выйдут они к людям, с которыми останутся.

      И обрадовала его эта догадка. Так, по крайней мере, сможет он узнать, когда закончится путь их.

      Утром четвертого дня Иван Тимофеич пошел на кладбище. Взял с собой сапу и лопату. Первым делом подошел к могиле жены и остановился в оцепенении: крест, вырубленный из молодой лиственницы несколько месядев назад и тогда же поставленный, корней не дал и высох. Опустил он сапу и лопату рядом на землю и обвел кладбище взглядом, и не по себе ему стало. Даже некогда проросшие кресты, превратившиеся позже в причудливой формы деревья, стояли теперь сухими. Быстрым шагом подошел Иван Тимофеич к могиле деда своего и увидел, что покрыта она корою, сброшенной с себя мертвым кедром. Забил Ивана Тимофеича озноб. Оглянулся он еще раз и увидел, что на всем кладбище лишь одно живое дерево осталось – старая дикая груша, уродливый ствол которой стелился на безвестной могиле. Иван Тимофеич подошел к ней и услышал гудение шмеля, кружившего у ее цветков. Груша цвела, и вспомнил Иван Тимофеич, как бил его отец за то, что с другими ребятишками срывал он плоды с этого дерева.

      «Значит,