Сердце обалдуя. Пелам Вудхаус

оболтус. Вы подумайте! Влюбился, а признаться не может. Я совершенно уверена, что он меня любит.

      – Чутье тебя не подвело. Он говорил мне об этом.

      – Почему же он мне не говорит? – вскричала пылкая девушка, швырнув камешек в подвернувшегося кузнечика. – Не могу же я на него вешаться, должен он хоть намекнуть.

      – Ты разрешишь вкратце передать ему наш разговор?

      – Ни в коем случае! Да я лучше умру, чем позволю ему подумать, что обезумела от любви и засылаю ходатаев!

      Я ее понял.

      – Тогда, боюсь, – серьезно сказал я, – что сделать нельзя ничего. Придется ждать и надеяться. Быть может, в будущем году Фердинанд обретет спокойствие, твердость, точность удара…

      – О чем вы говорите?

      – О том, что он не будет обалдуем.

      – То есть оболтусом?

      – То есть обалдуем. Это человек…

      И я объяснил ей, какие препятствия мешают ему сказать о своей любви.

      – В жизни не встречала такой чуши! – вскричала она. – Значит, он ждет, пока станет хорошо играть?

      – Все не так просто, – печально ответил я. – Плохие игроки женятся, чувствуя, что нежная забота может им помочь. Но они толстокожи, а у Фердинанда – кожа тонкая. Он раним. Он глубок. Он позволил себе впасть в отчаяние. Одно из лучших свойств гольфа – то, что плохая игра приводит к смирению, предотвращая гордыню и кичливость, которые легко обрести на иных стезях. У Фердинанда смирение это зашло слишком далеко. Он пал духом. Он считает, что ничего не стоит и никому не нужен. Подумай, он счастлив, когда кэдди берет у него деньги, а не бросает их ему в лицо.

      – Что ж, ничего не изменится?

      Я немного помолчал.

      – Жаль, – сказал я, – что ты не заманила его в Марвис-Бэй.

      – Почему?

      – Мне кажется, он мог бы там вылечиться. Он найдет там игроков, которых сможет победить. Когда я в последний раз был на этом курорте, поле для гольфа напоминало Саргассово море, где плавает всякий мусор. Я видел вещи, от которых поневоле задрожишь и отвернешься. Но, насколько я понял, он туда не едет.

      – Едет.

      – Вот как? От меня он это скрыл.

      – Он сам не знал. И не знает, пока я не скажу ему пару слов.

      И она твердым шагом пошла в клуб.

      Верно сказано, что игроки бывают разные, от профессионалов и самых сильных любителей до шотландских профессоров. Казалось бы, ниже некуда, но это не так. Хуже всего играют именно в Марвис-Бэй.

      Для Фердинанда, знавшего лишь клуб, где уровень достаточно высок, курорт был истинным сюрпризом. Отель кишел толстыми пожилыми людьми, которые, потратив молодость на обогащение, увлеклись игрой, где достигают мастерства только те, кто начал играть с колыбели и к тому же не разжирел. Здесь собрались чучела всех возможных видов. Один человек пытался обмануть свой мяч, глядя в сторону, а потом делая удар, когда тот утратит настороженность. Другой двигал клюшкой так, как будто бьет змей. Третий гладил мяч, словно кошку, четвертый щелкал по нему, как бичом, пятый томился перед каждым ударом, словно получил плохие вести, шестой как бы помешивал клюшкой суп. К концу первой