Путешествие на Запад. Том 3. Чэн-энь У

обратиться решили к великому Будде,

      Чтобы помог всемогущий им сладить со мною,

      Чтоб сотворил он для них долгожданное чудо,

      Ибо ему лишь под силу свершенье любое.

      Поднял меня Татагата одною рукою,

      Перевернул, как младенца, и на землю кинул.

      Гору высокую он на меня опрокинул,

      Чтобы не смел я буянить, придавленный ею.

      А император Нефритовый тут же затеял

      Праздник и пиршество в честь усмирения неба.

      С этого времени западный край величали

      В память победы «Обителью радости крайней».

      Тихо и праздно века надо мной протекали,

      Но усмирен я своим наказанием не был, —

      Тяжкой горою придавленный, злобствовал втайне.

      Уста мои пищи полтысячи лет не вкушали;

      Ни горсточки риса, ни капли душистого чая

      Не проглотил я, в неволе жестоко страдая.

      Может быть, я бы доныне под камнем томился,

      Если бы праведник, самый старейший из сущих,

      В это же время на землю сойти не решился.

      Светоч науки, добра негасимый светильник,

      Был он мудрейшим в прошедших веках и в грядущих,

      И Золотого кузнечика имя носил он

      Средь обитателей неба, могучих, всесильных,

      И среди смертных, в земных поселеньях живущих.

      В Танской империи праведник тот появился;

      Душу властителя славной империи этой

      Старец премудрый был призван спасти от соблазнов

      И напитать ее знанием, силой и светом.

      Цели великой, достойной служа безотказно,

      В путь он отправился долгий, тяжелый, опасный:

      Будде великому старец желал поклониться

      И попросить, чтоб пожертвовал Будда блаженный

      Древние свитки и книги науки священной,

      Чтоб к императору с ними он мог возвратиться.

      В это же время Гуаньинь, что когда-то сразилась

      С буйством моим, над бедою моею склонилась,

      Ведая то, что смягчился порыв мой мятежный

      В павших на долю мою испытаниях прежних,

      Веря, что должен к добру я прийти неизбежно,

      Стала она обращать меня в светлую веру

      Будды благого, и словом его и примером

      Меня убедила с безумством навеки расстаться,

      Освободила меня из-под каменой глыбы,

      К жизни прийти помогла и из праха подняться.

      Ныне я в эти края отдаленные прибыл,

      Путь свой на Запад держа, где священные книги

      Мы обретем, вместе с праведным Танским монахом.

      Дьявол негодный! Меня не научишь ты страху!

      Зло на себя навлечешь, самому себе сделаешь хуже,

      Коль не вернешь мне немедля достойного мужа!

      Чудовище, выслушав все это, протянуло руку и, указывая пальцем на Сунь У-куна, яростно закричало:

      – Так это ты осмелился учинить буйство в небесных чертогах! Стой, разбойник! Отведай-ка вкус моего копья!

      Великий Мудрец отразил удар своим посохом и бросился на врага. Оба упорно сражались, не уступая друг другу. Стоявший за Сунь У-куном наследник Ночжа все больше распалялся, повелитель