Толмач. Михаил Гиголашвили

в школе, потом отец потерял работу, надо было возвращаться в Харьков…

      – Родители живы? – спросил Тилле.

      – Умерли, – ляпнул я за нее, помня о разговоре внизу.

      – Когда, где, как?

      Я перевел вопрос. Оксана вдруг замялась:

      – Вообще-то они живы, но я с ними навсегда поссорилась. Это в моем сердце они умерли.

      Я опешил:

      – Ах, в сердце!.. Здесь не опера! Я уже сказал, что умерли, – зловеще прошептал я, подумав: «Если все бабы дуры, то эта, видимо, из самых больших…»

      – Ну, пусть тогда умерли, – согласилась она.

      – Когда, как?.. Он ждет ответа! – в панике подстегнул я ее.

      – Авария? – Она полувопросительно уставилась на меня.

      «Вот дуреха!» – разозлился я и перевел:

      – Да, говорит, в дорожном происшествии.

      – Когда? Где? – Тилле ждал конкретных данных.

      – На шоссе, в 1995 году, дождь лил, скользко было, они с грибами шли и под грузовик оба попали, – ответила Оксана, а я, переводя эту чушь, с холодком подумал, что вляпываюсь в глупое дело: зачем-то вру сам и вынуждаю врать ее, нарушая тем самым главные заповеди толмачей.

      Но, к счастью, Тилле удовлетворился этими данными и перешел к братьям и сестрам, которых не было, а я в душе зарекся вылезать с инициативами.

      – Есть ли родственники, бабушки-дедушки, дяди-тети? – продолжал Тилле.

      Оксана в замешательстве растянула локти по столу, уложила свою объемистую грудь на стол:

      – Неа, никого нет. Бабуня умерла, а дедушка в дурдоме сидит. Рехнулся после смерти бабуни: стал всюду в ее шляпке и с ее сумкой ходить… Из дому убегать… Вот и посадили. Отец сам повез и сдал в дурдом.

      – Когда?

      – А вот в прошлом году.

      – Как – в прошлом году? Вы же говорите, что ваши родители погибли в 95-м? – прищурился Тилле.

      Оксана растерянно захлопала глазами. Я смотрел в стол. Она, глубоко вздохнув, убрала со стола грудь и начала плести:

      – А… Э… Это… А это папа его раньше сдал, когда дедушка первый раз свихнулся и всех курей перерезал. Дедушка потом убежал из дурдома, а когда бабуня умерла, то он опять погнал и сам пошел в дурдом сдаваться…

      – Это тебя надо в дурдом сдать! – проворчал я, переводя этот бред слово в слово.

      Тилле сменил тему:

      – Дальше. Чем занимались после школы? Работали?

      – На бухгалтера училась, но потом не работала. Где работать, если бухгалтера со стажем голодают?.. Да, еще полгода в индейковедческой раболатории уборщицей отпахала…

      – Где?

      – Ну, у нас есть колледж битой птицы, при нем есть раболатория, где мясо индюшек под микроскопами смотрят… Мышца тазобедренного отруба…

      – Лаборатория? Индейковедение? Отруб? Бред какой-то!

      Но Тилле прервал нас:

      – За рубежом бывали?

      – В Турции и Чехии.

      – Чем там занимались?

      – Работала, – неуверенно сказала она и тише добавила: – На полях.

      Тилле, посмотрев на ее холеные руки, поморщился:

      – Руки