Держава том 2. Валерий Аркадьевич Кормилицын

Нагнувшись, увидел дрожащую таксу.

      Когда, взяв псину на руки, вышел с ней в коридор, солдат сменили пожарные, в азарте, чуть не сбив его лестницей.

      – Ещё козла Шарика бы прихватили… Зачем вам лестница-то внутри?

      – Брандмейстер с нами, а лестница завсегда могёт пригодиться, – дружно принялись крушить стену рядом с печью.

      Пламя разгоралось всё сильнее и сильнее. Пожарные расчёты прибывали один за другим.

      Услышав шум, гам и грохот, Аким выглянул в окно – то подкатила ещё одна ватага пожарных.

      Скачки орали друг на друга, выбирая место для своих упряжек. Прибывшие с пожарными собаки грызлись, выясняя, кто вожак и чья пожарная часть лучше.

      Усатый брандмайор кому-то орал в рупор.

      Вся площадь и набережная были усеяны народом, в большинстве своём – советниками брандмайора…

      – Что ты опять натворил? – перед Акимом стоял, держась за сердце, белый как лебедь Александр Иванович.

      – Но зато хоть не спал, – осчастливил его Рубанов.

      – Тимочка-а, – услышали они женский голос, – лапулечка моя, – то фрейлина Тютчева узрела свою собачонку.

      Враз взбодрившийся Тимочка, от радости, что видит живую и невредимую хозяйку, деловито вцепился мелкими, но острыми зубками в локоть спасителя, пытаясь урвать кусочек.

      – Здесь съедаю-ю-т, – дурачась, заорал Аким, пытаясь отцепить от локтя собачью нечисть.

      «А ведь 20 лет уже парню», – осудил его поведение Лебедев, мысленно, суток на 15 прощаясь с супругой.

      Фрейлина с трудом оторвала Тиму от лакомого куска, и со слезами на глазах, чмокнула Рубанова в щёку.

      Тут наступила относительная тишина – то подошёл сам великий князь Владимир Александрович, случайно проезжавший мимо дворца и строго нахмурившись, произнёс:

      – Что вы тут?

      Доблестный Рубанов коротко и ясно доложил, что проверяя караулы с капитаном Лебедевым, обнаружили пожар. Не растерявшись, вызвали подкрепление и приступили к ликвидации загорания, попутно вынеся из пламени пострадавшую таксу фрейлины Тютчевой.

      – Объявляю вам благодарность, – рыкнул ужас Санкт-Петербургского гарнизона. – Оказывается, гауптвахта делает из подпоручика человека, – уходя, изрёк он.

      Немного покрасневший Лебедев, держась за многострадальный рубановский локоть с вырванным куском материи, побрёл в караульное помещение.

      Дабы подбодрить прямого своего начальника, Аким поинтересовался:

      – Александр Иванович, на ужин что закажем?

      У капитана из глаз, как давеча у фрейлины Тютчевой, покатились слёзы… А может, это Рубанову показалось.

      На следующий день великий князь и особенно фрейлина Тютчева, красочно описали перед всем светом подвиг подпоручика Рубанова по спасению пострадавших из огня.

      Слух дошёл и до императора.

      Максим Акимович млел словно гимназистка, слушая дифирамбы своему сыну.

      – Строгость всегда полезна, – развивал мысль за обедом у монарха Владимир Александрович. – Человек чувствует