Колокольчики мертвеца. Вера Заведеева

мы не молимся, Алексей Иванович! Бабця старая молится, а мы нет.

      Юрек жил в просторном чистом доме. Семья уже сидела за столом. Алексей снял кубанку, поздоровался. Юрек представил домочадцев: «Бабця, дзядек, наш ойтец пан Пшиманский». Загорелый высокий мужчина с приятным лицом и решительными серыми глазами крепко пожал руку Алексею. Морщинистые старички казались бестелесными. Маленькая седенькая старушка всплеснула руками: «Ладный жолнеж, хол-леро![5]» Все засмеялись, хозяин усадил Алексея за стол.

      – Очень хорошо, что наконец откроется школа, дети должны учиться. Мои ребята станут первыми учениками, они способные. Скорей бы война кончилась, чтобы пожить по-человечески.

      – Уже скоро. Конец фашизму. А вы где работаете?

      – Я лесничий. И при немцах лесниковал. А сейчас лес охранять бессмысленно – хуторяне туда не ходят. Люди у нас трусливые. Разве это мужчины? Ну есть в лесу бандиты, ну случилось несчастье с директором школы, так что ж теперь – по норам, как мыши, прятаться?

      – Похоже, вы бандеровцев не опасаетесь?

      – А что они мне сделают? Я не коммунист, а простой лесник. Делить мне с ними нечего. Разве что из-за детей озлобятся? Пусть попробуют – гляньте, какая игрушка висит! – показал он на двустволку. – Медведей валит, лосей насквозь прохватывает. Пусть только сунутся!

      – Ойтец бардзо отважный, – шепнул Алексею Юрек. – Один на медведя ходит.

      Вошла Кшися, миловидная пятнадцатилетняя девочка, в голубом платье, в сапожках, расшитом кожушке.

      – Чем не невеста наша Кристина? Смотрите, какая красивая! – похвалился Юрек.

      Кшися, легонько стукнув брата по затылку, стала наливать пиво Алексею. Тот поблагодарил.

      – Хорошие дети у вас, товарищ Пшиманский.

      – Матка у них хорошая, – вздохнул хозяин. – Ушла. Теперь живет в Станиславе.

      – Папочка у нас самый хороший! – обняла Кшися отца. – И самый красивый.

      – Дура! – возмутился Юрек. – Ойтец самый храбрый! А можно мне пива попробовать?

      Алексей засиделся в гостях до ночи. Ему впервые здесь было так хорошо и покойно среди этих людей. Дома Калина Григорьевич, нацепив очки в железной оправе, щелкал на счетах. Его хозяйка, тихая болезненная женщина, возилась у печи. За стенкой похрапывал их сын Петро.

      – Гуляем, пан научитель? Хе-хе. Дело молодое…

* * *

      В школьном коридоре громоздились парты, возле двери – ведро с водой. Сторож объяснил, что одна кобьета[6] сама вызвалась навести в школе чистоту.

      Алексей прошел в канцелярию. Надо еще раз проверить, все ли готово к началу занятий.

      – Здравствуйте! – раздалось у него за спиной.

      – Добрый день, Славця. Что скажете?

      – Сухарь вы, пан научитель. Я грех приняла – поздоровалась по-вашему, а вы и внимания не обратили. Пойдемте, що-сь покажу.

      Класс сиял чистотой. У надраенной до блеска доски аккуратно висела новая тряпочка, на полочке рядом разложены мелки.

      – Ты

5

Красивый солдат (польск.).

6

Женщина (польск.).