Атлант расправил плечи. Айн Рэнд

хм… затруднительно заплатить подобную сумму?

      – Это уже моя проблема, а не ваша. Мне нужны эти рельсы.

      – При двадцати лишних долларах за тонну?

      – Идет, Хэнк.

      – Отлично. Вы получите рельсы. А я могу получить свою сверхприбыль, если только «Таггерт Трансконтинентал» не лопнет прежде, чем вы переведете мне деньги.

      Дагни ответила без улыбки:

      – Если я не сумею завершить перестройку линии за девять месяцев, «Таггерт Трансконтинентал» разорится.

      – Не разорится, пока у руля остаетесь вы.

      Он не улыбнулся, и лицо его осталось бесстрастным, живыми казались только глаза, в которых сверкала холодная, алмазная чистота восприятия. Однако какие именно чувства рождали в нем воспринятые им вещи, знать не было дано никому, может быть, и ему самому, подумала она.

      – Они постарались по возможности осложнить вашу задачу, не так ли? – спросил он.

      – Да, я рассчитывала на Колорадо, чтобы спасти всю сеть компании «Таггерт». А теперь я должна спасать Колорадо. Через девять месяцев Дэн Конвей закроет свою дорогу. Если моя не окажется готовой к этому времени, достраивать ее не будет никакого смысла. Этих людей нельзя оставить без транспорта ни на один день, не говоря уже о неделе или месяце. При скорости их роста эту компанию нельзя остановить, а потом предположить, что они сумеют продолжить дело. Это все равно как рвануть все тормоза на тепловозе, едущем со скоростью двести миль в час.

      – Понятно.

      – Я могу управлять хорошей дорогой. Но я не могу провести ее по континенту, заполненному издольщиками, у которых не хватает ума вырастить себе достаточно репы. Мне нужны люди, подобные Эллису Уайэтту, которые производят то, чем можно загрузить мои поезда. И потому я обязана через девять месяцев предоставить ему поезда и колею, даже если для этого мне придется положить под рельсы всех нас!

      Он не без удивления улыбнулся:

      – А вы настроены весьма решительно, не так ли?

      – А вы?

      Риарден не ответил, однако улыбка не исчезла с его лица.

      – А вас это не волнует? – спросила она едва ли не с гневом.

      – Нет.

      – Неужели вы не понимаете, что это будет означать?

      – Я понимаю, что должен прокатать рельсы, а вы должны положить их в колею за девять месяцев.

      Она улыбнулась – с легкой усталостью и ощущением доли собственной вины:

      – Да. Мы сделаем это. Я понимаю, что бесполезно сердиться на таких людей, как Джим и его приятели. На это у нас нет времени. В первую очередь я должна ликвидировать плоды их стараний. А потом… – она смолкла, задумалась, тряхнула головой и пожала плечами, – …a потом они не будут иметь никакого значения.

      – Правильно. Не будут. Когда я услышал об этом собачьем правиле, меня чуть не стошнило. Однако эти сукины дети не достойны внимания.

      Последнее предложение прозвучало особенно эмоционально, хотя лицо его и голос оставались спокойными.

      – Мы с вами всегда останемся на своем месте и сумеем спасти страну от любых