Атлант расправил плечи. Айн Рэнд

что он так хорош. Нельзя наказывать за способности. И если можно посчитать это справедливым, тогда уж лучше сразу начать уничтожать друг друга, поскольку в мире более не останется никакого права!

      Конвей не отвечал. Он только смотрел на нее беспомощными глазами.

      – Если мир действительно таков, как можно жить в нем? – спросила она.

      – Не знаю… – прошептал он.

      – Дэн, неужели, по-вашему, это действительно справедливо? Скажите откровенно, от самого сердца, неужели вы считаете это правильным?

      Конвей закрыл глаза.

      – Нет, – проговорил он. А потом поглядел на нее, и Дагни впервые заметила, что взгляд его полон боли. – Именно это я и пытаюсь постичь, сидя здесь. Я понимаю, что должен считать такое решение правильным, только язык мой не повернется сказать такое. Я вижу каждую шпалу, каждый семафор, каждый мост, помню каждую ночь, которую провел, когда…

      Он уронил голову на руки:

      – O боже, насколько же это несправедливо!

      – Дэн, – проговорила она сквозь зубы, – сопротивляйтесь.

      Конвей поднял голову и посмотрел на нее пустыми глазами.

      – Нет, – проговорил он, – это неправильно. Я просто эгоистичен.

      – Ах, эта тухлая чушь! Вы же знаете, что это не так!

      – Не знаю… – Голос его был полон усталости. – Я сижу здесь, пытаюсь что-то понять… И более не знаю, что справедливо, а что нет…

      Он добавил:

      – Не думаю, чтобы это было мне интересно.

      Дагни вдруг поняла, что все слова теперь бесполезны и что Дэн Конвей никогда более не станет человеком дела. Она не знала, что именно заставляет ее думать так, и с недоумением произнесла:

      – Но вы еще никогда не сдавались без боя.

      – Да, не сдавался… – В голосе его звучала тихая и полная безразличия горечь. – Я сражался с бурями, наводнениями, горными обвалами и трещинами в рельсах… Там я знал, что нужно делать, и мне нравилось бороться. Но такого рода сражение… В таком бою мне победить не удастся.

      – Почему?

      – Не знаю. Кто может сказать, почему мир таков, каков есть? И вообще, кто такой Джон Голт?

      Она вздрогнула:

      – Тогда что же вы собираетесь делать?

      – Не знаю…

      – То есть… – она умолкла.

      Конвей понял, что она хочет сказать.

      – Ну, дело для меня всегда найдется…

      В голосе его не было уверенности.

      – Насколько я понимаю, закрыть для конкуренции собираются только Колорадо и Нью-Мексико. У меня остается еще линия в Аризоне… как и двадцать лет назад, – добавил он. – Мне будет, чем заняться. Я начинаю уставать, Дагни. У меня не было времени замечать это, однако я устал, можешь мне поверить.

      Ей нечего было сказать.

      – Я не намереваюсь строить новую линию через пришедший в упадок регион, – проговорил он прежним безразличным тоном. – Они хотели вручить мне такой вот утешительный приз, но я думаю,