Разговор с пустотой. Юлия Лавряшина

двадцать.

      – Педофилия какая-то, – пробормотала она, отвернувшись. – Ведь его наверняка волнует то, что с ним в постели, по сути, ребенок… Он так боится настоящих женщин?

      Независимая от ее желания усмешка скользнула по губам. Инга поймала ее и скомкала. Никаких мыслей не должно быть об этом человеке, и помыслов никаких.

      «Что с того, что я больше подошла бы на роль хозяйки такого дома? Если по совести: разве я не заслужила именно такой жизни – в красоте и достатке? А не этого прозябания на убогой даче в размышлениях: что приготовить на обед?» – ей были отвратительны эти претензии, непонятно к кому обращенные, но они уже возникли и царапнули по сердцу.

      – Я больше не могу, – пробормотала она, обращаясь к Соне, вновь угнездившейся на ее коленях. – Я должна вырваться отсюда.

      Бросив книгу на кресло, Инга пересадила кошку и быстро натянула легкий спортивный костюм. Вытащила из коробки белые кроссовки, которые еще не надевала, и собрала волосы в хвост. Деринг любил видеть на ней платья, наверное, поэтому она все чаще натягивала джинсы…

      – Где мой велосипед? – крикнула она, сознавая, что Михаил уже вернулся к себе и погрузился в работу. Значит, она мешает сейчас, чего никогда себе не позволяла.

      Сбила его с ритма, но ответа дожидаться не стала, сбежала вниз и отворила дверь в большую кладовую. Припасов там было немного, зато хранился всякий хлам. Складной велосипед она отыскала в дальнем углу, и, рискуя испачкаться, вытащила его на веранду. Колеса за зиму совсем выдохлись, пришлось накачать их. Яростно работая насосом, Инга спиной почувствовала приближение мужа.

      – Ты собралась покататься? – спросил Михаил как-то настороженно.

      – Что в этом особенного? – она закрутила крышечку одного ниппеля и взялась за переднее колесо.

      Потом протерла пыльные рамы и спицы, а сиденье особенно тщательно. Это было мягким, Инга выбирала его тщательно, помня, что в детстве самым мучительным было его неудобство.

      – Когда тебя ждать? – Деринг заглянул ей в лицо. Наверное, хотел убедиться, что она вообще намерена вернуться.

      Инга улыбнулась:

      – Не думаю, что я отправлюсь в кругосветку.

      Ей уже стало легче оттого, что она занялась хоть чем-то, и это никак не было связано с кухней.

      – Я буду здесь, – заверил он.

      У нее чуть не вырвалось: «А куда ты денешься?!» В первые годы опасалась того, что «денется». Не до дрожи, но все-таки было неприятно думать о том, что Деринг может вернуться к семье, или встретить другую студентку – еще более яркую, более талантливую. А когда убедилась, что более быть не может, как-то успокоилась. Что ей дало такую уверенность? Наверное, Михаил и дал… Теперь это уже забылось.

      – Тебе помочь?

      – Чем? – рассмеялась Инга. – За багажник подержать? Благодарю, я обхожусь без этого с шести лет. Меня мама всему научила.

      – Ты из семьи потомственных феминисток, – сказал Деринг ей вслед, и она увезла с собой эту фразу, чтобы по пути оценить