Не вся La vie. Маша Трауб

была поймана и Колиными усилиями возвращена в кабинет.

      – Это Настя. Она всегда так сидит. Ты ее видела? Она же это… не в моем вкусе, – объяснял на ходу Коля.

      Настя сидела на подоконнике и пила Колино вино из Колиного стакана. Дверца несгораемого шкафа с торчащей из замка здоровенной связкой ключей была призывно открыта. Настя курила в открытое окно. Сквозило. Поэтому она сидела в Колином пиджаке, накинутом на плечи. Пиджак был маловат и жал ей в плечах.

      – О, он у вас такой… – сказала Настя вошедшей в кабинет жене. – У-у-ух!

      Жена опять выскочила из кабинета.

      – Насть, ну ты что? – обиделся Коля.

      – Слушай, а почему мужики женятся? – спросила Настя.

      – Не знаю. По разным причинам, – ответил Коля.

      – А ты почему женился?

      – Ну, по любви. – Коля налил себе вина.

      – Ну да, – сказала Настя и сплюнула на улицу. – А почему не женятся?

      – Насть, иди работай.

      – Иду, иду, – сказала она, допила вино и покорно слезла с подоконника.

      – А может, родить и пусть уходит? – спросила она в дверях.

      – Зачем тогда жениться?

      – Логично.

      Игорь пришел домой с повинной. Решил мириться. Даже три гвоздики купил и бутылку коньяка. Дверь открыла теща. И, не дожидаясь, выхватила гвоздики из рук зятя и по лицу его этими гвоздиками отхлестала. Игорь даже опешил. Да и цветов было жалко – зря деньги тратил. В общем, теща дверь захлопнула. Игорь сел, оперся спиной о дверь и стал думать. Смотрел на сломанные гвоздики и думал, что теща – стерва, мегера, чтоб ее… И что это она жену против него настраивает. Подумал Игорь, подумал – и стал в дверь ломиться. Бьется плечом, а теща по ту сторону кричит, что сейчас милицию вызовет.

      – Марья Степановна, откройте, мне с Леной поговорить надо, – сказал он в дверную щель. От ударов плечо болело.

      – Я щас с тобой так поговорю! – заорала теща. – Журналюга, твою мать, продажная.

      – Я не продажная, – сказал Игорь, – я честная.

      – Так хоть бы продажный был! – заорала теща. – С паршивой овцы хоть шерсти клок.

      – Да, – мечтательно сказал Игорь, – продаться бы… Марья Степановна, мы же с вами интеллигентные люди, – сделал он еще одну попытку.

      – Интеллигент нашелся. Щас менты с тобой интеллигентно поговорят. Алло! Милиция? Грабят! Насилуют, – театрально заорала под дверью теща.

      – Лена, Лена, – простонал по другую сторону Игорь. – Пусти, а?

      – Я щас так пущу, так пущу, – заорала теща. – У нее другой есть. Понял? Иди, откуда пришел. Всю жизнь девке сломал, африканец хренов. Черножопых он любит. Вот и пусть тебя черножопые обстирывают и кормят, а нас не трогай. Понял? Что это за работа такая? Про африканцев писать? Да у меня отец воевал! С вашими этими! Кровь свою проливал! Ты про него написал? Нет. А про этих пишешь. Сталина на тебя нет!

      – Марья Степановна, – взвыл под дверью Игорь, – при чем тут Сталин? Не путайте божий дар с яичницей.

      – Это Сталин у тебя яичница? Вот менты щас приедут, они из тебя яичницу сделают, козел, – орала теща.

      – Мама,