Ричард Длинные Руки – принц-консорт. Гай Юлий Орловский

поцарапанные колени.

      Она кротко улыбнулась мне, глаза крупные, масляные и чуточку удивленно-зовущие, взгляд радостный, словно я ее лучший друг, которого она хочет обнять за шею и посидеть у него на коленях.

      Я почти ощутил сладкую и горячую тяжесть ее полноватого нежного тела, чресла моментально прогрелись, а она протянула мне обеими руками лукошко.

      – Может быть, господин хочет отведать сладкого?

      Ее отец оглянулся, лицо потемнело, и он сказал непривычно резко для такого согнутого жизнью человека:

      – Асандра, немедленно иди домой!

      Она взглянула на меня с вопросом в глазах, взгляд теплый и ласковый, я отчетливо ощутил, как могу взять ее за податливые плечи и притянуть к себе, упиваясь ее чистотой, молодостью и сладостью ее горячего тела, что ждет меня, как раскрывающаяся мне навстречу устрица с ее нежной плотью внутри.

      Я взял горсть ягод, взамен бросил в лукошко золотую монету, услышал потрясенный вздох отца, а его дочь лишь ласково и обещающе улыбнулась, заверяя взглядом, что она так жаждет оказаться в моих руках и ощутить на себе тяжесть моего ждущего тела сильного и свирепого самца.

      – Очень сладко, – сказал я. – Иди домой, как отец велит, а я пока поговорю с ним.

      Она ласково улыбнулась мне и пошла к крыльцу. Зад ее широк и вздернут, а под тонким подолом чувствуются сильные полные ноги.

      Отец вздохнул, лицо несчастное, смотрит в землю и постоянно вздыхает.

      – Старшая такая же? – спросил я.

      Он вздрогнул, судорожно кивнул.

      – Да, Асандра всего на год моложе… Вы что-то хотите, господин?

      – Трудновато тебе с ними? – спросил я. – Нет-нет, я не собираюсь приглашать ее в замок, Боже сохрани!.. Она слишком, как ты понимаешь. Старайся ее держать подальше от мужчин.

      Он коротко и недоверчиво зыркнул на меня.

      – Да как ее уберечь?

      – Поскорее выдай замуж, – посоветовал я. – Она уже вполне, сам видишь. Пусть муж с нею мучается, а у тебя останутся еще три таких же… наверное, таких же. Это они в твою жену пошли? Кстати, где она?

      Он ответил угрюмо:

      – Она не выходит на улицу. Домашней работы много! Накормить девять человек, постирать, спрясть… а во дворе я справляюсь, девчонки помогают.

      – Асадель до замужества надо оставить дома, – посоветовал я, – не просто дома, а в доме! Пусть матери помогает, той одной уже трудно. Ну, ты меня понял.

      Он вздрогнул, на меня посмотрел со страхом и надеждой.

      – Да, понял… Спасибо, господин!

      – Не за что, – ответил я и повернул коня.

      – Есть за что, – ответил он неожиданно. – Вы же все поняли?

      – Ничего я не понял, – заверил я, – но на улицу и в сад больше не выпускай. А то она будет еще быстрее… взрослеть.

      Зайчик пошел между домами вскачь, я корил себя, что так и не сказал о гибели его старшей дочери, но горечь потери у него скрасится тем, что осталось еще четыре, а это совсем не то, когда теряешь одну-единственную, тогда уже все, остаешься в самом деле одинок.