Тридцать три ненастья. Татьяна Брыксина

полез в книжный шкаф, достал мой сборничек «У огня». А потом сказал вдруг:

      – Она и замуж хотела выйти за поэта, но я не разрешил. Какие из поэтов мужья?

      Мне стало смешно, впервые за долгие дни. «Не разрешил!» – надо же. Милый мой папочка! Он точно знал, как меня утешить!

      Очень удивила тетя Дуся. Она жила совсем недалеко от нас, и мы ходили друг к другу короткой дорогой, через кладбище, где похоронен дядя Миша, мимо церкви. Осмотрела всех странным взглядом и сказала вдруг:

      – Я сегодня шла и слышала Мишин голос на кладбище, он звал меня: «Дуся, когда же ты придёшь ко мне?»

      – А ты меньше думай об этом, – заметила крёстная, – не будет блазниться.

      Тёти Дусины дети, Оля с Серёжей, в это время учились в Москве: Ольга – в МЭИ, Сергей – в военном училище. Одинокая мать, блуждая по ночным комнатам, сходит с ума, иногда заглядывает к пьющим соседям – хватануть рюмку-другую, чтобы погасить тоску. Но водкой тоску не погасишь! Я это поняла много-много позже. А тогда водки для меня как бы и не существовало. Есть – могу выпить за компанию, нет – и не надо!

      Вернувшись в Волгоград, сразу же отправила документы и книжные публикации на ВЛК. Конкурс сумасшедший, а связей – никаких. Может, Владимир Иванович Мильков поможет, он же обещал поговорить с Межировым и Горбачёвым. (Процитированное выше письмо от него пришло позже, через три месяца.)

      В Союзе писателей мало верили, что я поступлю. Ведь некоторые из наших провалились в прошлые годы. Оставалось только ждать, ждать и ждать.

      6 мая, в мой день рождения, совсем неожиданно приехал Василий, протянул три дохленьких махровых мака.

      – На. Мне девки в Союзе писателей подсказали, что ты сегодня именинница.

      – А сам не помнил?

      – Забыл. Но я не только поэтому приехал. Плохо мне, совсем плохо. Не могу я там, задыхаюсь. Осточертело жить в грязи, вечно голодным…

      – А как же любовь?

      – Ну какая любовь?! Её там сроду не было. Живу – чуж-чуженин, и она тоже. Только квартира и держит. А в душе всё выгорело дотла. Мне ребята советуют к тебе прибиваться. Примешь?

      – Какие ребята?

      – И Валёк Кононов, Вовка Мызиков… Даже Максаев! А тут опять Данилины заезжали… Матвевна глянула, как я живу, на всю эту пылищу, на загнутую морковку в холодильнике, где больше ничего, и про тебя заговорила… Ты им всем понравилась. Мама Оля велела передать, чтобы к тебе возвращался.

      – От плохой жизни к нелюбимой бабе не прислоняются. Во мне тоже что-то сломалось. Не верю я тебе больше, боюсь.

      – Не бойся. Давай попробуем сызнова начать.

      – А как же эта?.. Один раз вернула и второй захочет. Из подлючества. Знаю я её!

      – Будешь смеяться, но она на ВПШ поступила, на два года в Саратов уезжает.

      – А я в Москву, на ВЛК.

      – Но ты же не бросишь меня совсем, приезжать будешь, а я останусь в твоей квартире.

      – Ещё чего! В качестве кого я тебя оставлю? Ты даже тёплого слова мне не говоришь, прощения за мои муки не попросил.

      – Тáнюшка, мы оба одинокие люди, оба настрадались.