Тридцать три ненастья. Татьяна Брыксина

настал. Доводами разума утихомирить себя не смогла и поехала в Волгоград. В пакет сунула прекрасную новую тельняшку. Он любил их носить и понимал, какая хорошая, какая не очень.

      В Союзе писателей встретила Валентина Кононова. Он обрадовался:

      – Ой, Танька! Привет, малыш! Не знаешь, Васька приедет? У него же книжка вышла, «Под казачьим солнышком», прямо ко дню рождения!

      – А он не знает?!

      – Нет пока. Только сегодня сигнальные экземпляры пришли. Я захватил троечку, подумал, Макеев проставится на радостях. Ладно, оставлю книжки тебе, а если Васька подъедет, обязательно мне позвоните.

      В зале, усевшись в пыльное кресло, принялась рассматривать книжку, читать её, искать заветные стихи. Обложка ничего! Но какой мелкий шрифт, как густо напечатано… На шестьдесят первой странице открылось:

Заклинание

      Я волен без тебя, я над собой не волен,

      Я жду, как в старину ждал милости бедняк,

      Когда твои глаза засеют светом поле

      Моей души, ещё живущие впотьмах?

      Я точно знала, что стихи посвящены мне. Он часто их читал. Но что они значат сегодня? А вот и «Сладчайшая! Сама сластёна…», «Глухим ли стал, с ума ли спятил…», «На душе разлуки чёрствый иней…» и много, много других – посвящены мне. Как это больно и как бессмысленно читать ещё недавнюю его любовь ко мне! Сегодня я никто, вчерашний день, сижу, как нищенка, жду чего-то…

      О судьба! Могла ли я знать, что уже через два месяца, 23 мая, в Михайловке он подарит мне эту книжку с надписью:

      Танька-Таня, будь со мной нежна!

      Как Христу – расхристанность, нужна

      Мне твоя улыбка почему-то —

      Взбалмошного счастья новизна —

      Танька-Таня, будь со мной нежна!

В. Макеев – всю жизнь во все числа

      Я помню, как это было. Сказала ему: «Нет, всё-таки поставь дату!» И он на последнем развороте проставил: 23 мая 1983 г., г. Михайловка.

      А 29 марта я сидела в пыльном кресле, читала ещё не виденную им книгу и собиралась с духом, чтобы поехать туда, на Штеменко, где меня могут впустить и не впустить, напоить чаем или облить кипятком, пожалеть или предать анафеме.

      Дверь открыла она. В ночной рубашке. Посмотрела презрительно и бросила через плечо: «Макеев, это к тебе!» Я рта не успела открыть, а дверь уже захлопнулась перед моим носом. В глубине квартиры начался разговор на повышенных тонах, но слов я не разбирала. Наконец за дверью раздался голос Василия:

      – Таня, я прошу тебя, не унижайся, езжай домой.

      – Я тебе «Под казачьим солнышком» привезла и подарок ко дню рождения.

      – Не надо! Ничего не надо! Не унижайся!

      – Хотя бы дверь открой, возьми пакет.

      Женский голос провизжал:

      – Не смей открывать! Отойди от двери!

      Потеряв самообладание, рыдая, я стала колотить кулаком в дверную обивку.

      – Вася, открой! Разве она твоя жена? Я твоя жена!

      Но дверь так и не открылась.

      Дома, чтобы не сойти с ума, распорола старый махровый халат,