Шоколадная лавка в Париже. Дженни Т. Колган

в субботу. Но Клэр никаких иллюзий на этот счет не питала.

      Разгневанный папа поднялся из-за стола.

      – Смой немедленно, – коротко приказал он. – Под своей крышей этих гадостей не потерплю.

      Он не скандалил, не кричал. Не в папиных правилах устраивать сцены. Просто сказал, как все будет, и этого хватило. Для Клэр воля отца и воля Божья – а она росла религиозной девочкой – были одним и тем же. Надо слушаться, и точка.

      Мама последовала за Клэр в ванную с грязно-зелеными стенами и обняла дочку.

      – Тебе очень идет, – утешала она, пока Клэр яростно терла лицо коричневой мочалкой.

      – Потерпи годик-другой, – прибавила мама. – Поступишь в секретарскую школу или на учительские курсы, и делай что хочешь. Всего-то чуть-чуть осталось, милая.

      Но Клэр годик-другой казались вечностью.

      Остальные девчонки уже сейчас наряжаются, ходят на вечеринки и встречаются с парнями, разъезжающими на старых разваливающихся отцовских машинах или мотоциклах! Впрочем, последних Клэр побаивалась.

      – Эта твоя работа… Думала, тебе она пойдет на пользу, но… – Мама покачала головой. – Ты же знаешь нашего папу. Ему очень тяжело. Я хотела, чтобы ты стала независимой – ну хоть немного…

      Когда Клэр легла спать, слышала, как родители шептались внизу. По интонациям догадалась, что разговор о ней. Иногда трудно быть единственным ребенком в семье. Отец почему-то думал, будто дочка спит и видит, как бы при первой удобной возможности вляпаться в серьезные неприятности. Клэр такое недоверие просто бесило. Мама старалась как могла, но когда преподобный в очередной раз погружался в обиженное мрачное молчание, из этого состояния он не выходил по нескольку дней подряд. Атмосфера в доме царила тягостная. Преподобный привык, что две его близкие женщины подчинялись ему во всем, не задавая лишних вопросов. Но Клэр больше всего на свете жаждала свободы.

      На работу она не ходила с начала января. В магазине ей предлагали подрабатывать по субботам, и Клэр с радостью согласилась бы, но представила, что начнется дома, и решила, что дело того не стоит. Клэр продолжала прилежно учиться, хоть и понимала, что в университет не поступит. Маркус не одобрял высшее образование для женщин, к тому же не хотел, чтобы дочь уезжала далеко от дома, в Йорк или Ливерпуль. Время от времени, когда папа с мамой уже спали, Клэр засиживалась до глубокой ночи: смотрела фильмы по BBC2 и боялась: неужели она так и будет всю жизнь тухнуть в Кидинсборо, вместе со стареющими родителями?

      Через два месяца, в начале марта, мама спустилась к завтраку – выражение лица лукавое, в руке конверт авиапочты. Конверт из бледно-голубой бумаги, с красными и синими полосками по краям. Подписан необычным почерком: красивым, с завитушками.

      – Дело решено, – объявила мама.

      Преподобный оторвался от половинки грейпфрута.

      – Какое еще дело? – проворчал он.

      – Клэр приглашают на лето во Францию по программе au pair