Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1. Виктор Некрас

посветил свечой. Багровое пляшущее пламя отразилось в посеребрённых буквах на переплётах книг. Епископ вытянул пухлую книгу, сшитую из листов бересты. Молча сел за стол, открыл книгу, вздохнул – тщетное мечтание найти в книге ответ на то, на что ответ нужно искать в человеческих душах.

      От княжьего терема в отверстое окно донеслись голоса – князь Всеслав пировал с дружиной.

      Епископ несколько мгновений сидел, вслушиваясь, лицо его медленно омрачалось.

      Князь – язычник!

      Епископ давно питал в отношении князя стойкие подозрения в его язычестве.

      Но Мина молчал.

      Пока молчал.

      Да и что теперь?

      В Киев писать, митрополиту? Жаловаться на главу земли здешней, писать, что новый Юлиан Отступник созревает здесь?

      Так был уж на Руси новый Юлиан Отступник. Святополк Ярополчич Окаянный.

      Да и негоже священнику, Христову служителю доносами заниматься. Твоё упущение, тебе и исправлять.

      Исправлять?

      Тот Юлиан, настоящий, что в Риме был… он ведь покаялся после, понял, что неправ был…

      Ты победил, Галилеянин!

      – Господи! – прошептал священник страстно, падая перед иконами на колени. – Помоги мне, господи! Наставь на путь истинный! Моя это вина, не смог отворотить отрока от искушения бесовского!

      Господь не отвечал.

      Над Полоцком плыл вечер.

      А наутро…

      – И что же, княже, мыслишь, от веры христианской всю жизнь бегать?! – горько и яростно говорил епископ.

      Князь вдруг встретил яростный, полный боли и страдания – и гнева, да! – взгляд пресвитера Анфимия – старший священник Святой Софии тоже счёл нужным присутствовать при разговоре Мины с князем.

      – Всю жизнь мыслишь несмысленным да негласным резным деревяшкам поклоняться?! – взлетевший яростно голос епископа вынудил Всеслава вздрогнуть.

      На челюсти князя вмиг взбухли желваки, взгляд священника чуть дрогнул, но не отступил – крепок духом епископ Мина!

      – Больно вы скоры, христиане, веру чужую оскорблять, – тяжело сказал Всеслав Брячиславич, наливаясь багровой яростью.

      – И тем не менее, ты им поклоняешься, княже, – холодно ответил епископ, чуть кривя в едва заметной усмешке уголок рта.

      – Это вы, рабы божьи, своему богу поклоняетесь, – хмыкнул князь, обуздав гнев и надавливая голосом на слово «рабы». – А мы своих богов почитаем.

      – Не богов, а деревяшки резные! – вновь бросил Мина высокомерно.

      Епископ нарывался. Сузив глаза, Всеслав несколько мгновений разглядывал священника, внезапно поняв, чего тот добивается – вызвать гнев князя. Истинный гнев владыки, от которого, даже не высказанного вслух, порой лопаются слюдяные переплёты окон, гнётся серебряная посуда, сами собой выскакивают из ножен мечи. И погинуть за свою веру, стать новым мучеником.

      И создать христианам повод для немедленной священной войны.

      Ну-ну…

      Зря