Сто тысяч франков в награду. Жюль Лермина

мне с подобными упреками! Я никогда не получал этого письма!

      – Однако его нашли у вас!

      – Почему обыск не произвели в моем присутствии? – спросил несчастный, мысли которого начали путаться.

      – Негодяй! – воскликнул граф Керу. – Ты осмеливаешься утверждать, что Лантюр, мой старый слуга, и Мэри-Энн, преданность которой не вызывает сомнений, солгали?

      – Я солгал? Лантюр солгал?! – вскрикнул матрос, сжимая кулаки.

      – Я не обвиняю, – ответил Давид спокойно и твердо. – Я всего лишь защищаюсь…

      – А этот букет! – прервала его Мэри-Энн, указывая на связку сухих цветов. – Вы станете отрицать, что он принадлежал Элен?

      Давид смутился.

      – Я поклялся ничего не скрывать, – сказал он менее уверенным тоном. – На празднике в Клер-Фонтен этот букет действительно был в руках у мадемуазель Элен. Возвращаясь в замок, она, видимо, обронила его в парке, а я позволил себе, быть может и не имея на то права, поднять букет и сохранить как святыню.

      – Довольно! – оборвал его граф Керу. – Убил, так еще и святотатствует! Прекратите это!

      Давид порывисто ответил:

      – Я уважаю вашу скорбь, граф, но отвергаю несправедливо возводимые на меня обвинения. Убийство совершено, но даже под ножом я буду утверждать, что его совершил не я.

      – Но кто же тогда, негодяй? – воскликнул господин Керу, снова набрасываясь на музыканта.

      Схватив молодого человека за руку, он подтащил его к телу Элен:

      – Смотри, убийца! Видишь ты эту кровь? Эти изменившиеся черты лица? Смотри, подлец, и только посмей теперь повторить, что не ты убил ее!

      Растерянный Давид устремил взгляд на бездыханное тело Элен, и лицо его исказилось. Граф Керу, все это время державший Давида за руку, почувствовал, что он пошатнулся.

      – Ты дрожишь! – закричал граф.

      Но Давид, по-видимому, не слышал того, что ему говорили.

      – Неужели я теряю рассудок? – пробормотал он, отирая рукой холодный пот, выступивший у него на лбу. – Или это галлюцинация?

      – Что он такое несет?

      – Я говорю, – произнес Давид с видимым волнением, – я говорю, что это не графиня Элен Керу.

      – Он сумасшедший! – воскликнул Губерт. – Или, лучше сказать, он делает вид, что лишился рассудка. Господин мэр, его нужно сейчас же увести, иначе я не отвечаю за его жизнь. Крестьяне готовы его растерзать.

      Последние слова Давида и вправду возбудили гнев толпы.

      – До прибытия судей из Рамбуйе я приказываю держать его в жандармерии в Клер-Фонтен. Бригадир, вы отвечаете за арестанта.

      – На этот счет господин мэр может быть спокоен.

      Давид больше не оказывал сопротивления; казалось, он ничего не осознавал. Глаза его перебегали с одного лица на другое. Жандармы окружили несчастного и, чтобы на него не накинулась разъяренная толпа, вытащили сабли из ножен. Под свист и улюлюканье крестьян кортеж миновал парк.

      Мэри-Энн быстро подошла к Губерту и шепотом сказала:

      – Можно вас на одно слово?

      – Говорите.

      – Я