Люди и куклы (сборник). Василий Ливанов

сказал покупатель и покрутил головой. – Однако!

      Жокей остановил коня. Тот грыз трензель, нетерпеливо перебирал ногами. Казалось, двух кругов и не было пройдено.

      – А каков он в конкуре? – спросил Воронский, ласково похлопывая жеребца по шее.

      – Останешься доволен, – ответил Кромов.

      – Сердце старого кавалериста не выдерживает! – воскликнул Воронский. – Я хочу сам попробовать. Где здесь можно переодеться?

      …Жокей держал жеребца под уздцы. Воронский, переодетый в бриджи и сапоги, сидел в седле. Жокей и Кромов стояли в центре скакового круга, там, где на зеленом газоне были расставлены препятствия.

      – Согласись, Алеша, – сказал Воронский, – в Пажеском корпусе я уступал тебе в полевой езде, но в конкуре мы были почти на равных.

      Кромов подтвердил кивком головы. Воронский собрал повод, жокей отступил в сторону. Воронский картинно смотрелся в седле. Он сделал полукруг и послал коня на препятствие. Четкий глухой перестук копыт, и вдруг перед самым препятствием жеребец присел на круп и вильнул в сторону.

      – Анкор! – крикнул жокей. – Повторить!

      Воронский снова сделал полукруг и выслал жеребца. Тот же результат. Всадник с трудом удержался в седле.

      – Черт знает что, – сказал он, подъезжая. – Не надо было хвастаться.

      Он соскочил с седла и передал коня жокею. Лицо Воронского взмокло, покраснело, он снял синюю французскую фуражку, ладонью вытер щеки и лоб.

      – Я покупаю жеребца. Англичанин сказал мне цену. Деньги немалые, но конь того стоит.

      – В ваших руках, мосье мой полковник, он приобретет еще большую цену.

      – Ай-ай-ай, – сказал Воронский. – Это мне наука. Не надо было хвастаться. Скажи, Алексей, разве французское правительство не предлагало тебе перейти к ним на службу? Я слышал, что…

      – Нет, и не предлагало, – прервал его Кромов.

      – Хороши союзнички! Тебе – и не предлагало. Французы – легкомысленный народ!

      – Мосье мой полковник очень строг к соотечественникам.

      – К соотечественникам? Ах, да.

      Кромов протянул руку:

      – Жеребца оформишь через клуб. Прощай. – И зашагал через скаковое поле.

      – Граф Кромов! – окликнул его Воронский.

      Кромов остановился, обернулся. Воронский стоял, держась рукой за барьер, который он не сумел преодолеть.

      – Алеша! – крикнул Воронский. – Ты все время говорил со мной по-французски. Отчего так?

      – Из вежливости! – прокричал в ответ по-русски Алексей Алексеевич. – Просто я старался говорить с тобой на твоем родном языке. Прощай.

      Петр Воронский долго смотрел вслед уходящему старому товарищу. Кромов так ни разу и не оглянулся.

XIIАвгуст 1918 года. Букет для возлюбленной

      Париж просыпается рано. Алексей Алексеевич медленно двигался в утренней деловой толпе. Август, но уже во всем чувствуется осень: в фасонах женских платьев, в ярких плакатах нового сезона на афишных столбах и особенно в названиях осенних цветов. Их продают на улицах из корзин,