Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

искусница.

      Потому он со вздохом сказал:

      – Женись, но только не ожгись.

      35

      Этот не из поучателей, Максим возил его уже не раз. Но сейчас он хочет что-то рассказать.

      – Знаешь, кто на дороге главный? – спрашивает в прошлом шофер, потому как несколько вопросов, которые он до этого задал, были профессиональны.

      – Гаишник, – отвечает Максим, почти не задумавшись.

      – Но какой?

      – Обыкновенный.

      – Ан нет, слушай.

      Он, видимо для смака, раскурил сигарету и начал свой сказ:

      – Был я как-то в Москве на машине. Увидел на одной тумбе объявление, что в Крылацком соревнования. А я в свое время мотогонками занимался. Решил посмотреть, что умеют нынешние ездоки.

      Рулю. Вдруг впереди полковник милиции на обочине стоит. Поднимает руку.

      «Вы в Крылацкое?» – спрашивает.

      «Так точно!» – отвечаю.

      «Подвезете?»

      «Об чем вопрос?»

      «А вы веселый», – говорит полковник.

      «Жизнь такая», – говорю я.

      «В каком смысле?»

      «Да вообще-то таксист я. Только работаю в Волгограде. А у нас хмурых не любят».

      Так – в трепе – почти уже доехали. Небольшой участочек остался, где можно было спрямить путь. Но там стоял «кирпич». А чуть дальше сержант с жезликом выхаживал.

      Собрался я уже ехать в объезд, как полковник мне говорит: «Езжайте прямо!»

      Ну власть есть власть. Еду.

      Только с сержантом поравнялись, а он турчелку в рот и: фрить!

      Останавливаюсь.

      Полковник говорит: «Я ему приказал».

      А сержантик: «Товарищ полковник, извините, но я имею дело с водителем».

      И – по всей форме – правишки мои требует.

      Полковник бурячным сделался от гнева: «Кто у тебя начальник?» – кричит.

      Тот спокойно отвечает: такой-то и такой-то.

      «А где тут телефон?»

      Сержант и это ему показал.

      Чуть ли не бегом умчался полковник. А сержантик – с этаким хрустом – тогда еще талоны предупреждений были – дырку мне просадил.

      Ну, сделал свое дело и опять пошел вдоль обочины прогуливаться и палчонкой помахивать.

      А я, как последний фраер, стою.

      Видит он, что я малость застоялся тут, спрашивает: «А чего вы не едете?»

      «Полковника жду», – отвечаю.

      «Он вам родственник?» – ехидненько так вопрошает.

      «Нет, – говорю, – друг по несчастью».

      «Так он не придет».

      «Почему?»

      «Да делать ему тут нечего».

      «Но ведь он пошел…» – я запнулся.

      «Да, да, на меня жаловаться. Только что он скажет моему начальству? Что сержант Усов превысил власть? Или обошелся с кем-либо грубо? Что ему, собственно, говорить-то?»

      Но я верил в полковника и ждал.

      Когда до начала соревнования осталось минут десять, я поехал.

      Если сказать, что я не переживал со мной случившееся, то это будет неправдой.

      Обидно мне было.

      Причем обида распределялась в равных дозах на сержанта, который проявил солдафонскую принципиальность, на полковника,