Полоса отчуждения. Евгений Кулькин

квартире, они хохотали как резаные.

      А потом, вытирая выступившие слезы, Елена Миновна достала из сумочки сотню:

      – На, возьми! – сказала.

      – Зачем? – поинтересовался Максим.

      – За такие байки надо брать деньги! Ведь так нарочно не придумаешь. – И она обратилась к Федору: – Помнишь, такая рубрика где-то была?

      Он многозубо улыбнулся.

      Именно той улыбкой, которая, видимо, присуща только до безумия любящим людям.

      40

      Эту неделю можно назвать сугубо сюрпризной.

      Сперва – пролетом – оказался даже не в городе, а только в аэропорту полковник Шнилько.

      – У меня нет возможности съездить на кладбище, – сказал он, – когда Максим приехал к нему на встречу. – Но вы помяните Веру, – и протянул ему пятитысячник.

      – Да побойтесь Бога! – прямо-таки вскричал Максим. – Ведь вы знаете, ваша машина нас сейчас кормит.

      – Затем я тебе ее и отдал, – сказал полковник.

      И тут Максим передал ему пачку фотографий.

      На всех них – в разных ракурсах – пребывала могила его жены.

      Ухоженность, конечно, была превосходной.

      Помимо цветов и сирени, по бокам ее росли березки и ель.

      А в головах – дубок.

      – Ой, какие вы молодцы! – восхитился Шнилько. А следом произнес: – Кажется, мы с ней скоро встретимся, – и, предвосхитив недоумение Максима, пояснил: – У меня тоже неизлечимая болезнь.

      Но расстались они жизнерадостно.

      Максим помыкнулся было уехать сразу, да остановила таксистская целесообразность.

      И тут же к нему подошел человек с пузатым портфелем.

      – Меня, пожалуйста, в гостиницу «Турист», – сказал.

      Поехали.

      И тут же были остановлены милицейским турчком.

      Максим отрулил на обочину.

      Вышел и направился к гаишнику.

      Тот, не представившись, сказал:

      – Глянь, что у тебя сзади.

      И Максим увидел метлу, привязанную к заднему бамперу.

      – Так у нас еще не шутили, – сказал гаишник, помогая Максиму избавиться от метлы.

      И когда Максим захотел ее запулить, попросил:

      – Дай мне – отнесу в отдел, хоть поржем.

      И лицо у него стало таким простовато-мальчишеским, ничуть не гаишным.

      И он сознался:

      – Пацанами мы не то вытворяли.

      Но не успел рассказать, что именно, как пассажир, тоже выйдя из машины, подторопил:

      – Вы знаете, я очень спешу. – И отдельно милиционеру: – Если надо штраф, я заплачу.

      И тут Максима как обухом:

      – Вы – Гормон?

      Гаишник прыснул.

      И тут же инженер признал Максима.

      – Да ты совсем мужиком стал!

      Они ехали и болтали без умолку.

      Новостей было столько, что хватило бы на три многосерийных фильма. И огорчительной была только одна: нормировщицу Шурову-Касаткину загрызли волки.

      – Сроду одна в лес не ходила, – сказал Гормон. – А это пошла на деляну кругляк перемерить и напоролась на волчат. Решила забрать с собой. У нее птицы разные были в зооуголке.

      Он