Смешно или страшно. Кирилл Круганский

не знаю, но я вскочил с постели. Оделся и вышел на улицу. На телефон пришло сообщение: “Сегодняшний пароль ― Манчьжурия”.

      Наутро пансионат показался мне приветливее, хотя и был так же стар и ветх, как вчера. Я обошел его и обнаружил, что за ним есть площадка с турниками, брусьями и баскетбольным кольцом. Она была как будто укрыта зарослями шиповника. Я подтянулся несколько раз и столько же ― присел. Коньяк никак не напоминал себя вчерашнего.

      Все окна первого этажа были плотно занавешены, наверное, на случай шпионажа. Да я особо и не стремился заглядывать внутрь.

      Я вернулся к дому и подошел к стенду. Расписание уже висело на месте, и я испугался. Первым уроком стояла физкультура. Я сверх десяти лет работал в школе, но там все было схематично и ясно. На первый-второй рассчитайсь. И стоишь, слушаешь. Потом первые берут один из трех видов мячей, вторые идут к турнику. Освобожденные рисуют, играют. Мне всегда нравилось это слово ― освобожденные. Ну, неспособные, ну, больные ― ладно. Но почему освобожденные? Как будто кто-то штурмовал останки дома, занятого неприятелем, чтобы привести детей на урок ― просто посидеть.

      Так я попытался отвлечься от мыслей о первом занятии. К счастью, появился Всеволод Федорович с Солдатом.

      – Пароль, ― шутливо спросил он.

      – Манчьжурия, ― ответил я. Всеволод Федорович улыбнулся еще шире.

      – С вами приятно иметь дело. Эти охламоны ни за что не скажут. Потом у ворот начнут в телефоне копаться, искать. Я специально к вам пришел. Хочу показать пансионат. Девочки сейчас завтракают, я вас быстро проведу по классам, покажу их комнату. И отпущу на завтрак.

      Он привязал Солдата к стенду с расписанием и повел меня ко входу в пансионат. Мы вошли, и я очень удивился. Внутри все было гораздо чище, опрятнее и новее, чем снаружи. Но при этом все было еще и старинным. Или под старину, не знаю.

      – Да, это под девятнадцатый век, ― перехватив мой взгляд сказал Всеволод Федорович, ― имперский поп ― явление из тех времен, вот господин Ставнин и подумал, что интерьер должен соответствовать.

      – Я как-то неуютно чувствую себя в спортивных штанах, ― признался я.

      – Есть такое, но вы привыкнете. Учителям разрешается ходить в своем. Все-таки им не придется выступать, сниматься. А уж девочки по всей строгости одеты. Осторожно, оттоманка.

      Это я чуть не наткнулся на изящный бежевый диванчик.

      Всеволод Федорович повел меня по коридору, рассказывая. Обои на стенах были необычные. Я привык к лилиям, а тут тянулись золоченые на бордовом полосы. Они достигали горизонтального бордюра и уж после него до пола шли охристыми. Везде, где только можно, стояли крохотные столики, кушетки, диванчики, высокие вазы с цветами. Пол сиял. Величественные многоуровневые люстры отражались в нем.

      Мы подошли к двери в самом конце коридора.

      – Здесь у девочек душевая, ― сказал Всеволод Федорович и подмигнул мне, открывая дверь. Мрамор, бронза, позолота, зеркала в золоченых рамах, мраморные скамейки, щетки, куски мыла ―