Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел. Татьяна Николаевна Зубачева

утро, да?

      – Нет, ещё рано, поспи немного.

      Но Эркин уже открыл глаза и увидел серый предутренний свет, потянулся, закинув руки за голову и выгибаясь.

      Женя вошла в комнату, затягивая пояс на халатике, и посмотрела на него.

      – Тебе надо поспать.

      – Нет, я сейчас встану. Вода, дрова. Вынести, принести, – Эркин счастливо улыбнулся.

      Женя тихонько засмеялась.

      – Ты так говоришь, будто скучал по воде с дровами.

      – Скучал, – согласился Эркин.

      Женя присела на край кровати. Он взял её за запястья и накрыл её ладонями своё лицо, вздохнул:

      – Хорошо, Женя, как же хорошо…

      Она дала ему поцеловать свои ладони и, наклонившись, поцеловала его в переносицу.

      – Вот так. Сюда я тебя ещё не целовала.

      Она попыталась отнять руки. Он, держась за них, сел, по-прежнему прижимая её ладони к своим губам и щекам, и со вздохом отпустил.

      – Ну вот, встаю.

      Женя не успела ни подвинуться, ни встать, так гибко он вывернулся из-под одеяла и сел рядом с ней. Женя рассмеялась и обхватила его за голову.

      – А вот и не пущу.

      – А я и не ухожу.

      Но, говоря это, он уже знал, что, в самом деле, пора, ночь кончилась. Эркин высвободился, вернее, Женя сама отпустила его. Когда он наклонился, собирая свои вещи, и взял джинсы, что-то стукнуло об пол.

      – Что это, Эркин? У тебя из кармана выпало.

      Эркин встряхнул джинсы. Ещё один… стук. Он на ощупь нашёл и поднял… две конфеты. Они-то откуда? Все конфеты были у Андрея. Это когда же он их ему в карман засунул? Ну… Ну…

      – Что это? Конфеты?

      – Да. Ковбойские.

      Эркин положил конфеты на стол, ощупал джинсы и нашёл третью. Ну, Андрей, ну… Ладно. А трусы где?

      – Ты что ищешь?

      – Трусы.

      – Я их уже замочила, и рубашку, и портянки.

      – Ага.

      – Давай остальное.

      – Сейчас. У меня всё в мешках.

      Они говорили шёпотом, как и ночью.

      – Ага, ты сразу в ведро положи. Ой, шлёпанцы надень, пол же холодный.

      Нагишом и в шлёпанцах – что-то новенькое. Эркин усмехнулся, всовывая ноги в непривычную, но мягкую и удобную обувь. Да, хорошая штука.

      В кладовке он вытащил из мешка узелок с грязным бельём и чистую смену. Натянул трусы и джинсы, надел рубашку. А обувь? Да вон же они, кроссовки, даже не запылились. И все вещи его так и лежит. Носки, вот они. Кроссовки… Ах ты, это-то откуда?!

      Женя заглянула в кладовку и фыркнула, увидев, как он вытаскивает из кроссовок комки смятых газет. Эркин обернулся. Шторы на кухне Женя уже раздёрнула, и света хватало.

      – Женя, что это?

      – Это я их набила. Чтоб не ссохлись.

      – А-а, понятно, – он кивнул и быстро обулся. – Я мигом.

      – Грязное давай.

      – Вот.

      – И всё?! А остальное?

      – Оно всё чистое, – Эркин протиснулся мимо Жени в кухню.

      Как же после сапог в кроссовках легко! И утренняя работа… Вынести грязное ведро… Принести воды… а бак полный, ну да, Женя вчера так и не помылась…