Домашний кит. Наталья Барышникова

кит,

      Осторожно садящийся на мель.

      Он (кит, человек) вышел прохладный из вод

      речных.

      Он выплыл, строгий, из черных рек,

      Из холодных страхов, из страхов ночных –

      Словно Трою скалывающий древний грек.

      На улице детства

      «Достану бабушкино платье довоенное…»

      Достану бабушкино платье довоенное,

      Военное и послевоенное.

      Оно и в радости, и в горе откровенное –

      Надеждой бесконечной пленное.

      Жаль, ясным днем, как и в неделю непогожую,

      Мне не пройти в нем улицею спешною.

      Я с детства выбирала ткань похожую

      На жизнь жестокую и неизбежную.

      «Помнишь, полночь прорастала…»

      Помнишь, полночь прорастала

      Из горчичного зерна

      Безрассудно и устало –

      Тьмой камней озарена.

      И луна вползала в тучи,

      Нас испытывая тьмой,

      Семиглавой, приставучей,

      Возвращающей домой –

      Под айвовые печали,

      Где, случалось, босиком

      Нас архангелы встречали

      Со свирелями. Знаком

      Звук, растаявший под кожей,

      Ледяной, колючий, но

      И плечо судьбы прохожей

      В боль его облачено,

      И младенческие губы,

      Окликающие смерть…

      До зари молчали трубы,

      А зерно искало твердь…

      «По-крещенски морозно везде…»

      По-крещенски морозно везде.

      Сипло движется локомотив.

      И охрипла кукушка в гнезде,

      Колыбельный кукуя мотив.

      Впереди благодатные дни.

      Гонят волны по Волге весну.

      Мы с тобой долго в доме одни,

      Долгожданно отходим ко сну.

      По ресницам скользнет благодать

      Безголосою тенью октав,

      И кукушка затеет читать

      Нам железнодорожный устав.

      Отдаленно промчат поезда,

      Оглушенные всхлипом птенцов.

      Мне приснятся святые места,

      Мамин голос и вкус леденцов.

      «Не ворчит сверчок за печкой…»

      Не ворчит сверчок за печкой,

      Не скулит во сне собака.

      А на кухне пахнет гречкой

      Даже скатерть и рубаха.

      Долго ждал – томилась каша.

      Утомился, ожидая?

      Хмуришь лоб не для показа.

      А над бровью прядь седая.

      Уж поспел наш скромный ужин.

      Что до силы богатырской,

      Вольный дух – кому он нужен

      За стеною монастырской.

      Приходи без приглашенья,

      Привечаю без укора –

      От вина и угощенья

      Не