Шестеро. Ксения Леонидовна Пашкова

дух, успокоить сбившееся дыхание, унять нарастающую тревогу.

      Все тщетно. Филипп мертв, и никаким молчанием мне не унять появившийся страх.

      – Недавно я дала им задание по арт-терапии. Перед ними стояла задача нарисовать то, как они представляют болезнь и рассказать, что они к ней чувствуют. Липп, так мы его называли в группе, сравнил пироманию с прожорливой тварью. Так он подписал свой рисунок.

      – Понятно. Значит, несмотря на лечение, тяга к поджогам никуда не ушла?

      – Думаю, мне не хватает компетенции отвечать на подобные вопросы. На это сможет пролить свет его лечащий врач.

      – Филипп казался вам опасным? Кто-то мог увидеть в нем угрозу?

      – Странные вопросы вы задаете, – на тяжелых непослушных, едва держащих меня, ногах я поднялась с места и подошла к окну. – Каждый человек представляет опасность, разве нет?

      Леонид отложил блокнот и тоже встал.

      – Кто-то из вашей группы мог желать ему смерти?

      – Что? – я резко обернулась. Следователь явно собирался уходить и задал мне напоследок, видимо, самый каверзный из всех заготовленных вопросов. – Нет!

      – Вы уверены? Он с кем-то конфликтовал? Мы будем допрашивать каждого из них, помогите нам. Подскажите, на ком стоит особенно сконцентрироваться?

      – Сконцентрироваться? Это еще, что значит? На кого вам стоит надавить посильнее? Из кого стоит силой выбить признание? Увидимся на официальном допросе, мистер следователь, – я широко распахнула дверь и, дождавшись, пока он выйдет, громко хлопнула ей.

      Спокойная смерть не для нас

      Все люди делятся на тех, кто дает и тех, кто забирает. Одни щедро одаривают, другие с жадностью отнимают. Первые даруют жизнь, вторые ее похищают. На каждую встречу приходится одно расставание, а на каждое приобретение – потеря. Я слишком сильно радовалась прорыву в нашей группе. Настолько сильно, что вселенная решила лишить нас Филиппа.

      Наша группа – далеко не единый организм. Любого из шестерки можно убрать – ничего не изменится. Но у случившегося будут последствия. Я думала об этом весь вечер и долгую ночь. Не удавалось даже задремать – все рисовала в воображении мертвого Липпа. Что с ним стало? Он заступился за девушку в подворотне, которую хотели изнасиловать, а негодяи избили его до смерти? Или он оказал сопротивление грабителю, позарившемуся на его золотые часы, за что был ранен ножом? Меньше всего верилось, что кто-то спланировал это, разработал целую стратегию, продумал все до мелочей, выждал нужный момент и напал, застав его врасплох. Когда я перестала думать о том, почему его убили, в голову полезли мысли о том, было ли ему больно, успел ли он все осознать? А много ли было крови?

      В четыре часа утра я решила даже не пытаться уснуть и отправилась в комнату Эда, где все еще горел свет. Когда дверь открылась, мы встретились уставшими взглядами. В каком-то роде мы оба опустошены, но каждый по-своему.

      К тому времени, когда я закончила свой рассказ о случившемся, брат без остановки нервно покусывал прядь рыжих волос и часто моргал.

      – Это плохо, Ева. Еще проблем с законом нам не хватало.

      Эд