Шестеро. Ксения Леонидовна Пашкова

вспоминая самое тяжелое время для нашей семьи. – Когда Эду исполнилось одиннадцать, ему официально поставили биполярное расстройство. Это стало в некотором роде точкой для родителей, после этого мало, что осталось от них прежних. Мы больше не ездили в совместные поездки, не выбирались на море, ничего толком не праздновали, не играли в настольные игры и не собирали вместе пазлы. Мой брат считает, что лишил меня нормальной жизни, но это не так. Я не хочу, чтобы он себя в чем-то винил.

      – Ты поэтому пошла учиться в медицинский? – спросила Яна.

      Остальные с подозрением рассматривали меня. Им, наверное, казалось, что я пытаюсь стать одной из них, доказать, что я не чужак в их стае, и что не понаслышке знаю обо всех их проблемах.

      – Мне хотелось помочь хотя бы одной семье, не дать ей развалиться подобно нашей.

      – Уверена, их больше одной, – тихо сказала Лола.

      – Или даже больше десяти, – подмигнул Липп.

      Я широко улыбнулась. Неправильно просить их довериться, пока не сделала этого сама. Может быть, теперь в нашем общении наметится прогресс. Ведь, если это не сработает, придется сдаться и оставить это место.

      Увидимся на официальном допросе

      Утром мы с Эдом ели круассаны с шоколадной начинкой и пили кофе с молоком. Брат признался, что впервые за долгое время выспался, а я поделилась успехами с группой. Наверное, таких людей, как мы, называют зацикленными. Вся наша жизнь сводилась к обсуждению самочувствия Эда, его творчества и моей работы. И в тот момент, когда мне начинало казаться, что нужно расширить кругозор, я вдруг осознавала, что это невозможно. Когда долго о чем-то думаешь, мысли, обычно хаотично извивающиеся в голове, начинают сплетаться. Если думаешь о чем-то дольше пяти лет, они превращаются в плотный клубок. Когда же проходит десятилетие, этот самый клубок становится прочным нерушимым камнем, с годами опускающимся все ниже и ниже, пока не оказывается там, где обитает душа.

      Стрелки на часах перевалили за обед, я как раз закончила изучать историю болезни нового пациента и начала составлять схему лечения, когда в мой кабинет вошел полицейский. Высокий темноволосый, слегка прихрамывающий, мужчина вошел без стука и сразу направился к моему столу. Он, видимо, из тех, кто сразу приступает к делу. Неужели кто-то из моих бывших или текущих пациентов пострадал, и меня обвинят в этом?

      После его долгого представления и моего легкого кивка, он без приглашения сел напротив меня и тяжело вздохнул. Помимо того, что он – следователь, я запомнила его имя – Леонид.

      – Могу я узнать цель вашего визита? – тихо спросила я, надеясь, что не случилось чего-то непоправимого.

      – Да, разумеется. Дело в том, Ева Юрьевна, что сегодня утром нашли тело. Мы уверены, что это – Филипп Иванцов – пациент вашего центра. Ваше руководство сообщило, что вы ведете некую группу из шестерых человек, в которую входил погибший. Не могли бы вы рассказать мне, в чем суть этих встреч?

      – Филипп мертв? – я вцепилась в папку, лежащую на столе, и прижала ее к груди.

      – Убит,