Шестеро. Ксения Леонидовна Пашкова

проектом, тысячу, блин, раз тебе об этом говорил.

      – Он настолько важен, что ты бросил пить лекарства?

      Обстановка накалялась, каждая фраза звучала громче и агрессивнее предыдущей.

      – Ева, сколько можно? Научись доверять людям!

      – Ты не… – поняв, что собираюсь сказать, я резко замолчала.

      – Я – не человек? Это ты хотела сказать?

      – Конечно, нет! Я хотела сказать, что ты – не тот, кому можно вот так взять и довериться на все сто процентов.

      Эд сполз по стене на холодный кафель и схватился за голову. У него были грязные волосы и уставшие глаза. Если он и спал утром, то явно не долго. Больно видеть его таким. Очень больно. Я стыдилась и боялась сказать хоть что-то еще не так. Поэтому тихонько села рядом с ним и обняла.

      – Честно, Ева, я принимаю их, – сказал он шепотом.

      – Прости меня. Мне постоянно приходится доказывать остальным, что мои пациенты достойны на спокойную жизнь. Раздражаюсь, когда им задают глупые вопросы, а сама ничем не лучше. Постоянно контролирую тебя, не даю свободно дышать.

      Раскаяния и признания вины никогда не будет достаточно. Потому что именно я делала жизнь брата лучше, и я же ее губила.

      – Думаю, твоей шестерке понравилось рисовать не потому, что арт-терапия – это суперкруто и реально помогает им открыться, – Эд посмотрел на меня.

      – Тогда почему?

      – Потому что творчество делает людей свободными, помогает забыться. Рисование ведь вещь простая, оно знакомо и понятно каждому. Ты впервые дала им занятие для обычных людей, а не опросник для больных. Понимаешь?

      Все люди это знали, но все равно никогда не могли до конца понять.

      – Я пытаюсь, Эд. Даже более чем пытаюсь, но этого всегда недостаточно.

      Чужак в стае

      Их крики слышались еще в коридоре.

      – Что у вас здесь происходит? – спросила я, едва войдя в комнату для наших встреч.

      Над Элей стоял раскрасневшийся, явно закипающий от злости, Филипп. Одну его руку крепко держала Яна, а на второй, как собачонка, висела Лола. Свят и Тима стояли рядом, явно напуганные происходящим. Эля же улыбалась с неким ехидством.

      – Липп, успокойся. Что бы она ни сказала, тебе нужно прийти в себя.

      – Мне надоело, что люди говорят все эти вещи. Я в жизни ни разу не сделал ничего дурного. За что она так со мной, Ева? – Липп впервые за все время расчувствовался, совершенно по-детски расплакавшись у всех на глазах.

      – Что бы Эля ни сказала, она не знает тебя. Ты прошел длинный путь, Липп, ты же помнишь, сколько всего преодолел, сколько трудностей встретилось на пути? Но только посмотри на себя. У тебя есть шанс жить дальше, так зачем же оглядываться и обращать внимание на других?

      Блестящие от слез глаза наполнились подобием надежды, было заметно, как его отпускает вся эта ситуация, и что он готов поднять белый флаг.

      – Ладно, ладно, все, отцепитесь. Вспылил, с кем не бывает. – Филипп буквально смахнул с себя Яну с Лолой и сел на свой пуфик.

      Только я думала, что беда миновала, как, к моему удивлению, прорезался голос у Свята.

      – С