Агробление по-олбански. Ильдар Абузяров

предпочел школу полиции. Вышел на шоссе от Сен-Жю-ан-Шасе до Парижа, поймал машину – и в путь. Никто не догадался, что к такому неординарному шагу Жана как раз подтолкнула любовь к философии.

      В городке Сен-Жю-ан-Шасе, где он родился, в нескольких километрах к северу от Парижа, он так и не столкнулся со своим идеалом. Тогда-то у него и сложилось впечатление, что все белые женщины живут в Бельгии. Это его успокоило. Но так получилось, что однажды он повстречал уже мертвую Александру. Вся его жизнь перевернулась. Ее уже было не вернуть самым нежным поцелуем.

      – Ладно, скажу вам: она была самой неприметной среди девочек в классе. О ее спортивных успехах мы ничего не знали. То есть знали, но вели себя так, будто не знали. Чтоб не зазнавалась. В общем, не обращали на нее внимания.

      – А почему она выбрала именно тебя?

      – Не знаю.

      – Может?..

      – Идите к черту.

      – Посмотри, – Жан достал из борсетки выпускную фотографию нашего класса, – посмотри, фломастером обведена лишь твоя голова – словно нимб.

      Я пристально посмотрел на него, не издевается ли. Вроде нет. Ну не дурак?

      – Да, я был святым, за это она меня и любила.

      – А что это за значок у тебя на груди?

      – Значок ленинской армии.

      – Что это значит?

      – Это значит, что я принадлежу к ленинской армии. Ведь меня зовут Ленар – Ленинская армия. И еще это значит, что я ненавижу буржуев и Антанту.

      – Кто такие буржуи? – спросил Жан.

      – Это мы с тобой, – сказал Рауль, – как и Антанта.

      – А-а, – протянул Жан.

      – Может, у нее были какие-то друзья или родственники? – задал словно бы риторический вопрос Рауль.

      – Отец у нее умер рано. От рака. Мы тогда не понимали, что это такое – потерять отца в детстве. Про мать она никогда ничего не рассказывала. Наверное, ее не было.

      – Как не было?

      – Да, – ударил я себя по лбу. – Несуразицу сказал.

      – А дальние друзья?

      – Что «дальние друзья»? – засмеялся я. – Теперь ты несуразицу сказал.

      – Да просто друзья, – влез Жан.

      – Не помню, не знаю. Я с прошлым порвал.

      – Я так понял, не было у нее никаких друзей?

      – Всем друзьям поотрывали головы еще в жаркие деньки русской буржуазно-криминальной революции.

      – Сам ты Антанта!

      На самом деле мне нечего было им сказать, потому что большинство впечатлений я терял. Например, когда мне в первый раз вырвали зуб мудрости. Подцепили щипцами и вырвали к ядрене-фене. Из-за заморозки я не чувствовал боли. Только на секунду почувствовал соседний зуб, служивший упором.

      Потом я шел домой, харкал кровью в зеленые листы мать-и-мачехи и подорожника.

      И только теперь я подумал о Петре и море. Интересно, если море вытекает из лунки вырванного зуба, а потом некоторое время скапливается за щеками. Болтается. А потом хоп – плевок, буря.

      Кажется, один из моих плевков тогда угодил в шляпку белого гриба, и я пожалел, что оставил вырванный зуб в урне. Пусть