Агробление по-олбански. Ильдар Абузяров

нервно задергал ушами.

      – Что там, в этой гуманитарной помощи? – поинтересовался Порошкански.

      – Консервы разные. Плитка шоколада есть.

      – Швейцарского?

      – Кажется, немецкого.

      – Ты чего, уже нет плитки шоколада, – возмутился другой солдатик, – и не было никогда, ты что, забыл?

      – Ладно, давай, – сказал Порошкански, – в хозяйстве все пригодится.

      В магазинчике купили араку, две банки колы, два батончика с повидлом и две пачки чипсов.

      – Чипсы какие? – спросил продавец.

      – Любые, только без бекона.

      – Давайте с перцем.

      Араку обменяли на коробку гуманитарной помощи. Арака тоже с перцем – огненная вода.

      Пока ели чипсы, любуясь минаретами старого города, пошел дождь. «Пежо», словно старая дырявая калоша, в первой же низине зачерпнул воды. Не прошло и получаса после Элисбана.

      Петр выключил фары. Все равно ничего, кроме щебня, дождя и временами дороги, не разглядеть.

      – Почему стоим? – проснулся Давид и тут же принялся зевать.

      – В трамблер вода попала.

      – Туман-то какой! – опять зевнул Давид.

      – Не видно ни черта, плохо.

      Дождь усиливал свой натиск на яркую спинку Жоржика.

      – Представляешь, каково сейчас насекомым?

      – А людям?

      – Каким людям?

      – Тем, что сейчас на плотах перебираются через Адриатику.

      – Включи радио, послушаем.

      Петр принялся крутить ручку приемника. Время от времени сквозь глухой хрип прорывалась народная мелодия. А потом снова хрип, словно приемник подключен не к антенне, а к усам жука. Гроза напугала его не на шутку.

      – Это все проделки Большой Женщины! – чертыхнулся Петр.

      – Какой женщины?.. Опять ты о какой-то большой женщине!

      Петр снова покрутил ручку. На секунду промелькнула все та же мелодийка. Но тут же дождь, словно на экзамене в музыкальной школе, принялся костяшками пальцев повторять прорвавшийся ритм. Бить по рукам и губам всей линейкой.

      – Ты не понял, что это за песня, «Дубчик» или, может быть, «Липчик»? – попытался перевести разговор Петр.

      – Какая разница? Давайте сами споем.

      Они запели. Сначала тихо. Потом увереннее. Петр пел и вспоминал, как с друзьями в России, в военной академии, они пели эту же песню до слез.

      – Мы, когда в Ливии работали, всегда пели эту песню, – признался Порошкански.

      Дождь лил всю ночь. Ехать дальше не было никакой возможности. Порошкански проснулся оттого, что ему за ухо свалилась капля. Петр – оттого, что струя свежего воздуха залепила ему пощечину.

      Холодно – когда далеко. Горячо – когда близко. Близко, как в той детской игре, к машине подошли солдаты в плащ-палатках и распахнули дверь. Капля оказалась холодным дулом автомата.

      – Руки вверх, – приказал самый старый.

      – Жутко-то как! – потягиваясь, поднял руки вверх Петр.

      – Скорее, неудобно, – разминая кости, возразил Давид.

      И тут же яркий свет фонарей ослепил обоих.