Человек эпохи Возрождения (сборник). Максим Осипов

спрашивает:

      – Что за басня – про виноград?

      – Притча. Кажется, от Матфея. Мэтью. Вот ведь! Проклятие.

      Их основательно встряхнуло последнее приключение. Все-таки пожилые люди.

      – Откуда такое знакомство с Писанием, Алберт?

      – На дипломатической работе, – отвечает посол, – волей-неволей сделаешься демагогом. – Понемногу обаяние его восстанавливается.

* * *

      Молодой человек занимает свое место в хвосте. Самолет приступает к снижению. Скоро в иллюминаторе показывается статуя Свободы – мощная женщина с книгой и с факелом. Спинки кресел приведены в вертикальное положение.

      – Америка – самая свободная страна в мире, – повторяет Дон, глядя на статую из-за плеча соседа.

      Посол смотрит на огромное изваяние – никто-то этой бабе не нужен, думает он, ничего-то у нее не дрожит.

      Дон спрашивает:

      – А вы, Алберт, какую религию практикуете?

      Дипломат отвечает с внезапной грустью:

      – Я не верю в Господа Бога. – И прибавляет зачем-то: – Сэр.

      Один – один

      Я не сразу понял, с кем разговариваю. Матвей. Путанно объясняет, откуда у него мой номер. – Ах, вы сын… – Да-да, сын.

      Растерянный молодой человек: в чем-то мы, видно, уже не оправдали его надежд. Когда уезжаешь, теряешь не родину – заграницу. Спрашиваю Матвея, как там отец. – Ничего, говорит, жив пока.

      Я позвал его, он пришел.

* * *

      Мы сидим в моей съемной квартирке-студии на Стэньян-стрит, возле парка. Вдоль стены – коробки. Мы очень мобильны тут. Американцы – очень мобильная нация.

      У меня недавно книжка вышла – “Искусство жить: взгляд психолога”, так можно на русский перевести. Была хорошая критика, в университет позвали, с обещанием постоянной позиции. Университет не самый, мягко говоря, знаменитый, да и мне не особенно нравится преподавать, но приходится делать то, что дают, а не то, что хочется.

      Матвею тоже никуда от реальности не уйти.

      Он как-то вяло кивает. Вот уж чего в отце его не было – вялости. Значит – в мать? Все равно почему-то этот Матвей вызывает мою симпатию. Я в последнее время мало общаюсь с людьми.

      Он закончил ИнЯз, Мориса Тореза, – увы, иностранными языками никого тут не удивишь. В особенности английским.

      Матвей улыбается. Хорошая у него улыбка. Тоже может помочь. Не помню я, чтоб отец его улыбался. Хохотал – да. А мать его я вообще не помню.

      Улыбки улыбками, но дело так не пойдет.

      – Не освоить ли вам, Матвей, программирование?

      – Наверное, – говорит, – придется.

      – Позвоню-ка я по вашему поводу нескольким людям. Личные связи тут много значат.

      Матвей кивает:

      – На всякий случай моя фамилия Иванов. Американцы произносят “Айванов”.

      Фамилия матери? Головой мотает – нет. Это уже интересно. Сменил фамилию. А живет он где? – Тут, говорит, в городе.

      – Где, где именно?

      – Двадцать пятая авеню и… – замялся.

      – Двадцать пятая – длинная. Что – на Утесе?

      Ладно,