Ландшафты Алигьери. Эстер Сегаль

совсем не удивлен. Хотя когда-то она была очень популярна. Как и остальные мои произведения.

      – Вас забыли, Жан Поль?

      – Нет, меня помнят.

      – А о чем пьеса?

      – Об аде.

      – О чем?

      – Об аде. О месте расплаты для грешных душ.

      – Вы хотите сказать, что из-за того, что Вы описали ад, Вас сделали местным проводником?

      – Да, именно так.

      – Но тогда… – тут я сам испугался собственной мысли. – Логика может быть только одна: Вас сделали проводником того места, на которое Вы посягнули в своем творчестве. И это значит, что мы сейчас… в аду?

      – Вот видите, Вы уже начали догадываться.

      – Но, позвольте, этого же просто никак не может быть. Ведь я-то жив. Или… Скажите, я жив?

      – Да, Вы еще живы. Ну, по крайней мере, в том смысле, который Вы пока подразумеваете.

      – А есть еще какой-то?

      – Более чем.

      – А Вы?

      – В том смысле, который Вы подразумеваете, – нет.

      – Тогда как же мы общаемся? И зачем?

      – Всему есть объяснение. И Вы его получите.

      – Когда мы перейдем через реку?

      – Не ранее.

      – А эта река… Это что… она?

      – Вы имеете в виду реку из царства мертвых?

      – Ну да, эту самую, как ее?.. Лету – реку забвения. О, Б-же, я ведь из нее уже пил!

      – Ах, оставьте, пожалуйста, Ваши примитивные представления. Ну, пили. И что? Право, ничего страшного. Немного воды (кстати, заметьте, чистейшей!) еще никому не навредило.

      – Но это та самая река?

      – Когда Вы говорите о «той самой», имейте, пожалуйста, в виду, что народные представления о ней весьма смутны и не соответствуют действительности. Вы начитались когда-то древнегреческих мифов, да попользовались пару раз идиомой «кануть в Лету», и думаете, что уже все знаете. А это, поверьте мне, далеко не так.

      То есть, конечно, древние греки действительно верили в реку забвения, из которой души умерших обязаны испить для того, чтобы забыть о своих грехах и чтобы тем самым ничто не омрачало их вечное пребывания в преисподней. Но, видите ли, это все очень поверхностно. Да, и сами посудите, где же логика? Ведь если в аду необходимо страдать за былые ошибки, какой же смысл их забывать?

      – Да, пожалуй, – согласился я.

      – Вот-вот! Поэтому и сами греки, запутавшись в собственных представлениях об Аиде (об аде, то бишь), ввели в систему его координат еще одну реку. Но то уже была Мнемозина, то есть река памяти. А Данте называет ее Эвноя. И из нее надо было пить для того, чтобы не забыть, а вспомнить. Соответственно, не о грехах, а добрых делах и важных достижениях.

      – А из этих рек можно было пить по собственному выбору?

      – Некоторые думали, что так. А некоторые полагали, что пить приходится из обоих.

      – Но тогда ад автоматически превращается в рай. Ибо чего проще: выпил из Леты – забыл о плохом. Хлебнул из Эвнои – вспомнил о хорошем. И живи себе с полным ощущением своей абсолютной праведности.

      – Вы совершенно правы! – обрадовался проводник, и я не без гордости отметил, что он доволен смышленостью