Ведь. Андрей Кутерницкий

не буду, – ответил я.

      И продолжил путь.

      Дохнуло прохладой. Из земных глубин поднялась впереди меня тяжелая черная река. Перекинутый через нее мост отражался в ней огромными дугами иллюминированных пролетов. Все вокруг зернисто мерцало от обилия народа. Глухое небо, как колпак, накрывало город, внушая сознанию горожан: «Самое важное, самое лучшее – здесь!» Лишь далекая на той стороне реки телебашня, обозначенная ровными рядами красных огней, уходила за глухой его предел, и верхние ее этажи были скрыты от зрения.

      «Почему я ответил ему “нет”»? – подумал я о десантнике.

      Более всего хотелось мне сейчас захмелеть.

      Я вернулся.

      Зубами десантник откупорил бутылку, выплюнул пробку на газон, обтер горлышко бутылки ладонью и подал ее мне.

      Это был дешевый портвейн – самоубийство для язвенников, но сознание он туманил быстро.

      После первых глотков я сразу почувствовал, как горячо ледяная жидкость обожгла мои внутренности.

      Я протянул ему бутылку, но он отмахнулся от нее, пробубнив:

      – Не лезет…

      И спросил:

      – Закурить, а?

      – Бросил, – ответил я.

      Десантник взглянул на меня светлыми, почти белыми в полутемноте глазами, и только теперь я увидел, как чудовищно он пьян.

      Кивнув головой в знак согласия, он улыбнулся, и вслед за улыбкой черты лица его дрогнули.

      – Не могу ее целовать! – трудно выговорил он, выпячивая вперед могучий подбородок.

      По его широкой гортани прошла судорога.

      Он закрыл глаза и стал раскачиваться.

      Он раскачивался всем корпусом вперед-назад и причитал:

      – Ой, как больно! Ой, как больно мы отрезали им уши! Ниночка! Зачем ты попросила «Поцелуй меня в ушки!»? Ой, как больно, Ниночка!

      И вдруг я увидел, что, раскачиваясь, он спит.

      Я поставил недопитую бутылку рядом с ним на скамью…

      Людской поток снова вывел меня на набережную.

      Вспышка!

      Стремительно высота озарилась сотнями ярких огней, мигающих, мерцающих, переливчатых, тяжело грохнуло, так что задрожали в окнах дворца большие цельные стекла; зарево поднялось над плоскостью реки, от его разноцветья вода, мгновенно меняясь, становилась палевой, кровавой, лиловой, серебристой, медной; осветился до того не видимый в темноте водолазный катер, низкий, вороватый, испуганный тем, что он обнаружен и на него взирают десятки тысяч глаз; нежно-розовый свет залил боевые корабли, ощеренные иглами пушечных стволов, над их палубами выросли пирамиды чашеобразных локаторов…

      – Урра-ааа! – заревела набережная.

      И сейчас же новый огонь взлетел в высоту.

      От предыдущего залпа в воздухе таял дым, и громады стальных мостов, ракетоносцы, крепость, заполненная неисчислимыми толпами людей набережная, озаренная золотым блеском, – все это вдруг стало похоже на странный плод изощренного воображения, на пейзаж из потустороннего бытия, случайно увиденный когда-то в обрывочном сне.

      – Да