Полотно. Максимилиан Коваль

равно не найдёшь такой, потому что их больше не выпускают.

      – Чёрт.

      – Так что, если хочешь загладить свою вину – просто принеси фужеры с более крепким стеклом. Под самбуку. Теперь мы будем пить её только так, – выключив газ она уселась на мои колени, и принялась меня ласкать.

      Я подхватил её и на своих руках понёс в спальню. Мои тощие «макаронины» не могли удерживать её долго – на то чтобы донести её до постели у меня было двенадцать секунд, потом мои немощные руки просто отвалятся посреди коридора. Нарочито скорчив грубое лицо я швырнул её на кровать. Нельзя сказать, что я собрался заниматься с ней жёсткой любовью, просто мысль о том, что она догадается на сколько я дохляк, растоптала бы моё эго в пух и прах. Её роскошный халатик распахнулся и моему взору предстал едва обнажённый бюст; гладкий, как жемчуг животик и стройное, но жилистое бедро. Я, вытянув руки в стороны, расправил за своей спиной одеяло и предстал пред ней абсолютно нагим. Марина перевернулась на грудь и медленно поползла ко мне, а её ягодицы гипнотизирующе дрожали на моих глазах. Она подобралась ко мне вплотную и нежно поцеловала меня в бедро. Напряжение во мне продолжало нарастать, и я напрыгнул на неё, укрыв нас одеялом и принялся языком ласкать её ноги. Мы лежали под покрывалом «валетом» медленно ублажая друг друга, постепенно переходя от стоп к щиколотке, от икр к ягодицам. Как только кончик моего языка ощутил всю теплоту и влагу, исходящую из недр Марины, я почувствовал тоже самое на кончике другой части своего тела. Обильно увлажнив губы слюной, она мягко ёрзала ими по моей крайней плоти. Рассудок испарился. В моей голове перемешались всего лишь две мысли: во–первых, мысль о том, что хорошая прелюдия заменяет два часа пьянки, а во–вторых о том, что эта богиня изо всех сил старается ради меня.

      Спустя четверть часа завершился этап оральных ласок, и теперь нам предстояло ублажить самую сильную свою потребность. Уложив Марину грудью на подушку, вторую я подложил ей пониже пупка. Она вытянулась, как проснувшаяся кошка и я, отбросив одеяло на пол пристроился сзади, нависнув над ней. Мой торс извивался подобно хлысту, признаться честно: под конец мои руки затекли настолько, что я уже подумывал бросить всё и оставить Марину на пол пути к пику экстаза, но только я чуть–чуть ослабил темп и напор, как она выдернула из–под живота подушку и с неимоверной скоростью заплясала своим нижним бюстом на моём конце. То, как колыхались её ягодицы, я видел только по телевизору, когда там показывали танцовщиц бразильских карнавалов. Марина сначала закручивала меня по часовой стрелке, а потом плавно, как можно глубже погрузив меня внутрь, закрутилась в обратном направлении. Задрав голову, я застонал, как пароходный гудок перед входом в бухту, Марина уже не крутилась, она приводила свои ягодицы в движение одними бёдрами мягко скользя по моему детородному органу. Приближение к вершине экстаза напоило меня силами как оазис заплутавшего бедуина, и я с бешеным темпом бросился на её тёплую и влажную амбразуру. За секунду до конца странная боль пронзила брюшную полость от адамова яблока до пупка, а затем всё остановилось: я, Марина, время, троллейбус