Тайны гениев. Михаил Казиник

хватит слов, чтобы описать его глаза!

      Ребенок узнает Моцарта! Происходит великая встреча на Земле.

      Это встреча Моцарта и Ребенка.

      Моцарт принимает на себя заботу о Душе Ребенка!

      Этот акт – словно акт крещения.

      Моцарт и ребенок познают друг друга. Их Гармония, их энергетика взаимно перекрещиваются.

      И дальше Моцарт будет сопровождать ребенка в его земной жизни.

      Но почему именно Моцарт, а не Бах, не Чайковский и не Брамс?

      Да потому что именно Моцарт на нашей Планете Земля

      обладает совершенной памятью Детства,

      он идентичен ребенку,

      его музыка – квинтэссенция детской гениальности.

      И здесь я должен объяснить, почему я пишу о детской гениальности.

      Небольшое отвлечение. О Гениальности

      Я глубоко убежден, что человеческий детеныш входит в наш Мир гением. Гениальность должна быть присуща Человеку изначально.

      Как с точки зрения этики, так и Божественной логики (хотя это, в принципе, одно и то же).

      Другое дело, что мы, в своей издревле присущей нам стадности, подсознательно воспринимаем гениальность как болезнь и очень умело излечиваем ребенка.

      Мы вставляем его в ряд, тщательно подстригая духовно, подрезая психически, ибо

      Гений – человек в обществе ужасно неудобный, непредсказуемый.

      А ведь обществу и его «первичной ячейке» – семье нужны удобные дети.

      Вот мы и рождаем Гениев, а затем переделываем их в посредственностей.

      Посредственности, вырастая, естественнейшим образом проведут подобную же процедуру со своими детьми.

      Возвращение к Моцарту

      В этом смысле Моцарт – исключение лишь постольку, поскольку его не смогли (или не захотели) вылечить.

      У меня есть несколько предположений относительно того, как в случае Моцарта удалось сохранить его гениальность.

      Отец Моцарта – Леопольд – подлинно великий педагог, он сумел не только не погасить, но и всемерно развить гениальность сына.

      Кстати, ни один сын в истории культуры не написал своему отцу столько писем, сколько Вольфганг Амадей – Леопольду. И была это для Моцарта не просто сыновняя обязанность, а глубокая человеческая и творческая потребность.

      Атмосфера музыки, разговоров о ней, концертов в доме Моцарта и в самом Зальцбурге – все это было настолько само собой разумеющимся,

      сочинение и исполнение музыки для малыша Моцарта было такой же естественной формой деятельности, как для других детей – игра в игрушки.

      Необычайная моцартовская чувствительность, обостренная реактивность, невероятная восприимчивость мира позволяют воспринять эту атмосферу музыки как норму.

      Понять эту норму мне помогает замечательная мысль Томаса Манна о культуре, высказанная им в романе «Доктор Фаустус»:

      «Мне кажется, наивность, бессознательность, самоочевидность являются неотъемлемыми признаками того явления, которое мы зовем культурой».

      Среди важнейших причин сохранения моцартовской гениальности есть и еще одна, которая при поверхностном