Птицы его жизни. Екатерина Вильмонт

бы я только своей свободой рисковал, а выходило, что в основном чужой. Это мне не нравилось. И я слинял далеко, аж на Дальний Восток, ходил в море с рыбаками, чтобы меня не нашли прежние дружбаны. В ресторане во Владике пел-плясал. Имел успех, один продюсер предлагал мне начать эстрадную карьеру…

      – Ничего себе!

      – Одним словом, искал себя… А потом меня занесло в Среднюю Азию, в Самарканд. И я случайно попал в мастерскую к гончару… Когда увидел, как он мнет руками глину, как на гончарном круге получаются у него кувшины, чаши, вазы… Я напросился к нему в ученики… И вот когда я впервые коснулся глины… я ощутил, что хочу заниматься только этим… Мой учитель, Аскар-ака, говорил, что у меня талантливые пальцы… что я скоро его превзойду, я радовался как дурак… Конечно, сперва мои изделия никуда не годились, но постепенно в руках появилась уверенность и мои пиалы и кувшины имели уже надлежащий вид. Тогда Аскар-ака начал учить меня расписывать посуду, обжигать в печи… Я проучился у него полтора года, а потом…

      – Потом вам стало тесно в рамках традиционных азиатских узоров, да? – решилась вдруг спросить я.

      – Именно! – обрадовался он. – Именно!

      – И что же дальше?

      – Я понял, что теперь у меня есть цель в жизни, но совершенно нет денег. И я вернулся во Владивосток, и опять пошел работать в ресторан. Меня с восторгом взяли, я там пел, мне очень хорошо платили.

      – И женщины сходили от вас с ума.

      – Было и это… Молодость… Но теперь у меня была цель! Я хотел иметь свою гончарную мастерскую. С печью. Я чувствовал, что это моя жизнь… Руки тосковали по глине. Свободного времени было много, я рисовал сперва всякие орнаменты, потом какие-то фантазии… получалось… Потом купил коробку пластилина и стал лепить фигурки животных, просто для тренировки пальцев… Но однажды меня пригласили в круиз по Тихому океану, петь… Я согласился, там посулили очень хорошие деньги, а я как Скупой рыцарь дрожал над каждой копейкой… И еще хотелось повидать мир…

      Он замолчал как-то смущенно.

      – Ну, что же вы, Мирослав? О, кажется, я поняла…

      – Что вы поняли? – он вскинул на меня испуганные глаза.