Обезьяна приходит за своим черепом. Юрий Домбровский

мы можем говорить по-немецки, – сказал отец, – я окончил Гейдельбергский университет.

      – Да? – радостно, но спокойно изумился офицер. – Прекрасно! С питомцем старейшего европейского университета на другом языке и не подобает говорить! Так вот, моя миссия… – У него догорела папироса, и он остановился, разыскивая глазами череп, но мать быстро подставила ему пепельницу. – Моя миссия заключается в том, чтобы передать вам привет от вашего родственника. – Тут он вынул из кармана перламутровый портсигар и положил его на ладонь. – Привет и письмо, которое он просил передать вам лично. Это и к вам относится, сударыня, – обернулся он с легким полупоклоном к матери.

      Затем он щелкнул портсигаром и достал узкий синеватый конверт.

      – Пожалуйста! – сказал он.

      Отец полез в карман за очками. Их там не оказалось, и он в отчаянии взглянул на мать.

      – Они в столовой, сейчас я принесу, – сказала она и вышла.

      Отец надорвал конверт, и оттуда выпал лиловый листок.

      – Сударь, – сказал отец, глядя на офицера, – если бы вы только знали, как я все эти годы ждал этого письма. Мой несчастный брат, который с тысяча девятьсот тридцать второго года пропал без вести…

      – А вот вы прочтите письмо, – посоветовал офицер и улыбнулся снова, спокойно, вежливо и жестоко.

      В кабинете было совсем темно.

      Ганка неслышно подошел к окну и опустил тяжелые синие шторы.

      Потом он наклонился над столом и зажег лампу. Тогда на письменном столе неясно замерцала тяжелая бронза дорогого письменного прибора в египетском стиле, а райские птицы на шторах вспыхнули и заиграли матовым, перламутровым свечением. Офицер шагнул к столу, взял пресс-папье и подбросил его на ладони. Потом поднял и опустил крышки на чернильницах в форме лотоса.

      – Дорогая вещь, – сказал он с уважением, – редкая, дорогая вещь.

      Дотронулся до штор и уже ничего не сказал, а только покачал головой.

      Мать возвратилась с очками.

      Отец надел их и быстро перевернул листок, разыскивая подпись.

      – Господи боже мой, – сказал он вдруг изумленно. – Да ведь это!.. Берта, ты знаешь, кто это пишет?

      Он хотел что-то сказать еще, но взглянул на офицера и прищелкнул языком. Потом прочитал письмо до конца и молча протянул его матери.

      – Дорогая вещь, – повторил офицер, глядя на чернильницу, – редкая, дорогая вещь. У меня с детства наклонность к бронзе, и если бы вы… – он, как кошку, погладил бронзового сфинкса, – если бы… – повторил он. Потом вдруг спохватился и даже нахмурился. – Я сегодня буду говорить по прямому проводу с Берлином. Так вот, если вам нужно передать что-нибудь спешное…

      Отец растерянно поглядел на мать – она кончила читать письмо и спокойно положила его на стол.

      – Нет, чего же передавать! Как будто нечего. А? Берта? Мы ему ответим письмом.

      – Ну, а вы, сударыня, – офицер повернулся к матери, – не захотите ли вы передать чего-нибудь вашему брату?

      – Скажите Фридриху, что мы его ждем, – ответила мать, – и чем скорее он