Обезьяна приходит за своим черепом. Юрий Домбровский

вокруг шеи!

      И растерянно, беспомощно, ничего не понимая, он поднял голову и в упор посмотрел на снегиря.

      Но снегирь уже спал, и ничто человеческое не было ему интересно.

      Глава вторая

      Слова Ланэ о петле, затянувшейся вокруг шеи, имели свой особенный смысл.

      Прежде всего надо сказать, что петля эта никак не должна быть понята как метафора.

      Нет, была такая петля, и лежала она в нижнем ящике письменного стола, похожая на свернувшуюся ядовитую гадину. К ней и записка была приложена так, чтобы никаких сомнений насчет ее назначения не оставалось. Но опять-таки, чтобы вполне понять, что она обозначала, и то, что произошло дальше, надо начать издалека, с первых годов двадцатого столетия.

      Именно в это время, окончив медицинский факультет Гейдельбергского университета, отец поступил судовым доктором на грузовой пароход голландского акционерного общества «Ван Суоотен и К°».

      Случайно я знаю некоторые подробности.

      Судно было вместимостью шесть тысяч тонн, называлось «Афродита Пенорожденная», и это совсем не соответствовало ни его виду, ни его назначению.

      Начать с того, что это было большое грязное корыто, годное только на слом и на получение страховой премии. Может, на это и рассчитывали его владельцы, посылая эту лохань в такие далекие рейсы. Но судно не тонуло: на нем был старый, опытный капитан, сорок матросов да представитель фирмы, и все они никак не хотели расстаться с жизнью.

      А жизнь была у них простая, ясная и не особенно тяжелая.

      Пристав к берегу, судно по целым неделям стояло на якоре и ожидало погрузки, а матросы пили джин, сходились с женщинами и резались в карты. Доктору нечего было делать с просмоленными организмами этих морских бродяг.

      С утра он брал палку, томик трагедий Сенеки, сачок для бабочек, вешал через плечо ботанизирку и уезжал на берег. Он увлекался в ту пору латинскими стихами, коллекцией экзотических бабочек и составлением гербария ядовитых растений. Его первой научной работой было исследование о растительных ядах Римской империи.

      Вот в одну из этих прогулок он и натолкнулся на череп индонезского человека.

      Я написал «на череп».

      Это не совсем так.

      Не череп он нашел, а только часть черепного свода, бурую шершавую окаменелость, с первого взгляда даже не отличимую от валяющейся тут же гальки.

      Отец после рассказывал, что он как будто сразу же понял все гигантское значение своей находки.

      Запыхавшись, он вбежал в каюту капитана и положил перед ним на стол эту бесценную окаменелость.

      – Что это такое? – ошалело спросил капитан и потрогал было кость пальцами.

      – Череп Адама! – ответил отец.

      – Вот что, Леон, – сказал капитан и брезгливо отряхнул пальцы, – выбросьте вы эту гадость за борт и не пейте натощак; вы еще молодой человек, и не надо прививать себе дурные привычки.

      Конечно, у меня есть все основания думать, что этот рассказ сильно стилизован, так же как рассказ о знаменитом ньютоновском яблоке или