На первом дыхании (сборник). Владимир Маканин

Право человека, который засиделся на собственном благородстве.

      – Давайте, давайте, – сказал я. – Действуйте. Видно, вам без этого не обойтись.

      Я ушел. Тут же повернулся и ушел. Хлопнул дверью со звоном. Все как надо.

* * *

      – Можно вас? На минутку…

      Я уходил по коридору, а этот человечек жалобно меня окликнул. Стоял с тетрадкой в руке. И с мольбой в бегающих голубых глазах. Зарос недельной щетиной.

      – Вы хорошо знаете математику?

      – А что вы хотите?

      – Кончали институт?

      – Да, – сказал я и тут же пожалел об этом.

      Он протянул мне тетрадку. Так и есть. Ферматист. Несчастный человек. Я их насмотрелся еще тогда, когда был студентом. Они околачиваются в коридорах всякого технического или научного учреждения. Просят проверить решение теоремы Ферма, которую они «доказали».

      – Посмотрите, пожалуйста. Проверьте, пожалуйста…

      И теперь я не знал, куда от него деться. Теорема Ферма формулируется очень просто и привлекает к себе целую армию шизиков. Или просто несчастных. Которым нечем унять печаль свою.

      – Простите. Меня зовут. – И я бросился от него, как бросаются в воду.

      Когда в конце коридора я оглянулся, он уже предлагал свое решение теоремы следующему. Совал ему свою тетрадку: «Вы сносно знаете математику? Вы посмотрите мое решение? Я, кажется, решил знаменитую теорему Ферма…» Один из этих психов треснул доктора физматнаук по голове. За то, что тот отыскал ошибку в его доказательстве. Настольной лампой. Знаменитое дело. Он был тогда в резиновых калошах на босу ногу.

* * *

      Выйдя на улицу, я тут же кинулся к телефону-автомату – позвонил в министерство. В наш отдел.

      – Вы знаете, что в Москву прилетел Громышев? – спросил я тоном анонимного гада.

      – Да. Нам это известно.

      – Он прилетел вчера.

      – Да, мы знаем… Алло? Алло?

      Но я уже сказал себе: прекрати, не надо. Я хотел сочинить, что он тоже прилетел в Москву из-за женщины. Как он мне, так и я ему, клин клином. И что он слишком часто выписывает себе командировки. И что, дескать, надо его побыстрее загнать в Кукуевск… Но рука не поднялась. Точнее сказать, опустилась и повесила трубку. Я стоял в телефонной будке и задыхался от неутоленного гнева.

      – Эй! – крикнули мне. – Выходи. – И постучали монеткой по стеклу. – Если не звонишь, выходи. Дай другим.

      И я вышел.

      Я подстерег ее по дороге с работы.

      – Галька!

      Лицо ее было сурово. Обтянутые скулы. Сейчас будет говорить, что я подонок.

      – Галька, меня с работы выперли. Знаешь?

      Она не знала. Но на жалостном голоске к ней не подъедешь.

      – Вот и прекрасно.

      – Что тут прекрасного? Где же нам видеться?

      – А разве надо видеться?

      С ней можно было спятить. Если ее не знать. Я шел с ней рядом и молчал. Шел себе и молчал. А дом их был все ближе.

      – Ты дурак. Ты подонок. Ты даже не представляешь, каково мне сейчас. После того, что произошло.

      – Что? Что произошло? – Я вдруг взорвался. Ханжа какая. Терпеть этого не могу. Двадцать