Осколки под стеклом. Евгения Мелемина

власти Кайдо просмотрел без особого внимания. Воротилы Запределья по улицам не шляются и подстав таких не делают. Своих коллег по цеху Кайдо тоже из списка вычеркнул – почти всех он знал в лицо. Передела территорий никогда не было – бессмысленно. Женский пантеон пришлось отследить внимательнее. Черт знает, что может взбрести в голову бабе. Личные счеты, опять же. Вполне себе вариант. Но только из женского пантеона не нашлось ни одной, кто смог бы так легко развернуть на сто восемьдесят направленную констриктором машину.

      Оставался нижний эшелон, и из тех – мелочи, сбежавшей из города в последнюю очередь и так и оставшихся мелочью и дрянью, – ни у кого силенок бы тоже не хватило.

      Не та специализация, не те особенности. Ни на кого из них не могла выпасть карта Справедливости.

      Кайдо догрыз последний рыбий хвостик. Его знобило, соленые мокрые пальцы оставляли на клавиатуре и кнопках мышки влажные красные следы. Пальцы он облизнул, позаботившись о ранах, но потом, забывшись, снова потянул ко рту и опять выкусал мясной комочек. Кровь полилась сильнее.

      Тогда Кайдо вытер руки о вязаную пыльную шаль и сгорбился в своем кресле, совершенно растерянный. Динамики дипломатично молчали. Ящерицы свисали с потолка сталактитами, изредка вытягивая тонкие медленные лапки.

      – Слушай, – почти шепотом сказал Кайдо. – Найди-ка мне ближайший ход к Проводнику.

      – Кельше рядом, – деловито сказал динамик.

      – Да, – согласился Кайдо. – И побыстрее. Я должен его найти.

      В комнатах снова было тепло и уютно. Елочные гирлянды тихо рассыпали искры по углам. Кошачьи фигурки выгибали гладкие спинки, от зеркал шел розовый пар. Крис сидел на подоконнике, завернувшись в мягкий плед, и немигающими глазами смотрел на белый прямоугольник двора. Где-то в коридоре шуршали конфетные обертки – негритенок украдкой потрошил коллекцию фантиков. Над домиком солдатика реяли мелкие звезды. Сам он сидел на крылечке и курил трубочку. Глянцевитые капустные кочаны крепко сидели на грядках. На шкафу тихо постукивало – вернувшийся с прогулки голубь клевал разноцветный мелкий бисер, который Крис насыпал в его кормушку.

      В сиреневой чашке медленно остывал чай.

      В эту ночь Крис решил не ложиться спать – хотелось побыть в прошлом, а оно приходило только наяву.

      Всплывали в памяти изрезанные фьордами берега, клочья седой пены, взмывающей к серому низкому небу, подсвеченному фосфорическим желтым. Разноцветные скалы, влажные и морщинистые от старости, тоскливые птичьи вскрики.

      Солдатику, видимо, тоже было что вспоминать, потому что он то вздыхал, то качал головой, а иногда поглядывал на Криса с удивлением – редко приходилось видеть того прежним, не срисованным с тысяч человеческих признаков и привычек. Крис редко возвращался в прошлое и редко становился собой, но в эту ночь его настроение чувствовала вся квартира – и никто не вмешивался, никто не нарушал покоя.

      В ладонях Криса лежала, уютно устроившись, деревянная яркая фигурка.

      Телефон надрывно взвизгнул и затрясся в глубине прихожей.

      Солдатик предусмотрительно убрал