Осколки под стеклом. Евгения Мелемина

и остановился в дверном проеме.

      Татьяна проснулась – под бок толкнуло теплое, родное. Сердце зашлось радостью – Настя забирается погреться. Каждую зимнюю ночь она подбирала длинную ночную рубашонку, просовывала полы между ножек, и таким щеночком, с куцым рубашечным хвостиком, забиралась под руку.

      – Настя, – позвала Татьяна, приподнимаясь. Да вот же она! Стоит в дверях. Только не в ночной рубашке, а в белом отглаженном платьице, перехваченном шелковыми зелеными лентами. Стоит и молчит.

      Татьяна подняла руку – перекреститься, но вдруг все поняла и уронила руку обратно на ватное одеяло. Настя улыбнулась и исчезла в темноте коридора. Только мелькнуло белое праздничное платье.

      Когда Татьяна выбралась на кухню, когда отсыпала себе решительно и щедро горсти таблеток – матери-сердечницы, отца-диабетика, снотворное от Ольги Докторши… Когда лила в ковшик водку мужа-Валерки и глотала все это горстями, Криса в доме уже не было.

      Он подошел к машине, обернулся и посмотрел на зеленый домик.

      Девушка-водитель выкинула на снег дотлевший окурок и процедила:

      – Я б ей, суке, устроила свадебные гулянки…

      – Не судите… – сказал Крис, забрался в машину и сонно запрокинул голову.

      А потом случилось странное. Телефон зазвонил днем. Крис от неожиданности уронил на пол любимую кружку, желтую, с китайскими нежными цветами. Кружка разбилась вдребезги, на полу образовалось чайное озерцо, в котором плавали узорные ветви.

      Из коридора выглянул негритенок и застыл в нерешительности, сжимая в черной ручонке незажженную свечу.

      – Не надо, – сказал Крис. – Или… подожди.

      Телефон звонил все настойчивее. Трубка трещала и подпрыгивала.

      – Подожди, – повторил Крис, примериваясь к этой непонятной ему дневной трубке. – Может, и понадобятся…

      Негритенок его уже не слушал. Он гонял по полу разлитый чай.

      – Алло, – осторожно сказал Крис трубке.

      Сквозь трамвайный гул прорезался нетерпеливый голос.

      – Послушай меня! Это очень важно! Я должен сказать…

      – Ты ошибся… – сказал Крис, но трубка уже молчала, и далекий трамвайный грохот утих, а в комнате вдруг стало холодно. Так холодно, что зеркало покрылось морозным узором, а негритенок посерел и обмяк.

      Крис поднял его жесткое тельце и отнес на кровать. Укутал в шерстяной плед, не обращая внимания на облачка пара, в которые превращалось дыхание. И на свои разом посиневшие пальцы внимания тоже не обратил – думал.

      Обдумывал то, что случилось. Мертвые не звонили днем – это было правило, которое Крис сам же и установил, когда ушел из родного города и создавал свою службу доверия.

      На подоконнике задвигалась маленькая фигурка. Солдатик с сожалением бродил между аккуратными грядками.

      – Померзнет к черту капуста… – сказал он и сплюнул, махнув рукой. – Эх… Ты чего сидишь, немчура? Испугался?

      – Нет, – ответил Крис. – Но я не думаю, что стоит вмешиваться. Если это и ошибка, то… – Крис умолк. В голове все-таки не очень укладывалось.

      – А