Клептоманка. Звезда пленительного несчастья. Станислава Бер

дорогому моему другу – русскому мужику. А не удастся, так всё же я верую, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удалось – им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их".

      Потом он встал, положил прокламацию в левый карман, пистолет – в правый, и вышел на улицу.

      Это он! Он! Хотела я закричать, но увидела государя. Александр II казался счастливым, беззаботным. Рядом с ним шли его племянник и племянница. Они смеялись, не ожидая беды. А она рядом, беда-то. Время как будто замедлилось. Угрюмый распахнул полы широкого пальто. Я закричала "У него пистолет! Он убьёт царя!"

      Как же здорово, что картузник, мы у него шляпку заказывали в прошлом месяце, не растерялся и ударил убийцу по руке. Угрюмый пошатнулся и промахнулся. Слава тебе, Господи! У меня, кажется, получилось".

      6 апреля 1866 года.

      "Никак не могу позабыть происшествие у Летнего сада. Глаза закрою и вижу лицо дворянина Каракозова, сосредоточенное на главном деле его жизни, и движения такие, как будто время замедлило ход.

      Как картузник Осип Комиссаров толкнул его. Вовремя! Николя говорит, что картузнику дворянское звание пожаловать должны. За спасение представителя царской фамилии.

      Как Каракозова схватили, а он кричал, прямо мне в лицо кричал.

      – Дурачье! Ведь я для вас же старался, а вы не понимаете!

      Офицер подвёл террориста к царю, а он спокойно так и сказал: "Ваше величество, вы обидели крестьян". И взгляд. Опять этот взгляд исподлобья. Бр-р-р.

      Господи, да чем же он их обидел-то? Не понимаю".

      3 сентября 1866 года.

      "С утра тревожилась. Как будто вот-вот услышу что-то важное. Вечером пришёл Николя и сказал, что террориста Николая Каракозова повесили в Петропавловской крепости. Тягостно. Не знаю отчего".

      23 мая 1867 года.

      "Боже мой, как прекрасен Париж! И эта весна в Париже чудесна. Здесь всё не так, как у нас в России. И эти уличные кафе на три столика, где можно присесть и выпить кофе с круассаном. И эти кривые улочки, мощённые крупным камнем. Должно быть, по ним гуляли Вольтер и Виктор Гюго. А запах? Какой же здесь стоит запах! Цветочные нотки, кофейный аромат, дурман от свежей выпечки. А пройдёт дама или лощённый франт, так ещё примешается тонкий аромат парфюма. М-м-м. Париж.

      Как хорошо, что Николя взял меня с собой. Он весь в делах – государь с официальным визитом, а я могу гулять по городу, по модным магазинам, выбирать подарки дочерям, маменьке и свекрови.

      Николенька сильно изменился. Стал о делах печься больше. А ввечеру мне сказал, что мечтает подняться до должности самого главного камергера. А после выхода со службы получить поместье и жить в большой зелёной усадьбе. Николай и Эмма Радовы – помещики. Звучит странно".

      25 мая 1867 года.

      "Совсем я здесь разленилась, разнежилась. Проснулась поздно, встала, подошла к окну, раздвинула тяжёлые портьеры и…

      Солнце. Яркое, сильное, режущее.

      Я прикрыла веки и увидела. Опять. Как наяву. Увидела всё до мелочей. И опять этот взгляд. Полный ненависти и злобы.

      Эти