Звучат лишь письмена. Борис Александрович Васильев

в нем, от форменной с иголочки одежды до тона вопроса, показалось старику воплощением холодной официальности и надменности.

      Он было открыл рот, чтобы ответить, но тут гулко хлопнула входная дверь. Ревзин вздрогнул и обернулся. Вошедший, не посмотрев в его сторону, предъявил постовому удостоверение и взбежал по лестнице, ведущей на второй этаж.

      – Прошу прощения, – повернулся старик к старшине, – я должен поговорить с кем-нибудь из начальства.

      – Если у вас заявление, лучше передайте в приемную, за углом направо. Или мне. Моя фамилия Клюев.

      Ревзин с недоверием посмотрел на старшину, затем на снова хлопнувшую дверь и принялся устраивать на голове свою бесформенную шапку, которую до этого мял в руке.

      – В приемной я уже бывал не раз. Все без толку.

      – Вы напрасно обижаетесь, гражданин. Таков порядок. Что вы хотите сообщить? —спросил постовой.

      Старик неуверенно потоптался на месте, затем вновь снял шапку, переложил в левую руку клюку, а правую глубоко засунул во внутренний карман пальто. Все так же нерешительно поглядывая на старшину, он извлек из недр кармана аккуратно сложенный листок.

      – Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил старшина, пробегая глазами написанное. – Скажите, гражданин Ревзин, вы кому-нибудь рассказывали об этом?

      Старик, успевший сгорбиться на одном из стульев, что длинным рядом тянулись вдоль стены, покачал головой.

      – Нет. Мне до сих пор страшно.

      – Минутку подождите. Я доложу.

      Старик с горькой усмешкой взглянул на старшину. Глаза его будто насмехались: «Вот видишь, я был прав. Не твоего это молодого ума дело. Зелен ты еще, петушок – красный гребешок».

      Через несколько минут после того, как постовой куда-то позвонил и сообщил о необычном посетителе, за Ревзиным спустилась какая-то девушка и проводила его на третий этаж.

      Едва старик вошел в кабинет, Смолянинов сразу узнал в нем человека, которого частенько встречал поздними вечерами около Петропавловского переулка по дороге с работы, когда тот прогуливал дрожавшую всем тельцем крохотную собачонку.

      Ревзин, редко поднимавший глаза во время прогулок, однако тоже узнал полковника. Даже издали строгая и осанистая фигура Смолянинова вызывала у него ощущение дискомфорта и досады, как попавшие за ворот короткие волоски после стрижки. Сейчас, увидев полковника вблизи, старик подумал, что хозяин кабинета непременно обругает его последними словами и вышвырнет в коридор. Но ошибся.

      То и дело поглядывая на посетителя, которому, поздоровавшись, он предложил стул, Смолянинов внимательно прочитал заявление. Старик надеялся, что этим все и обойдется и его отпустят с миром. Но по тому, как Смолянинов посмотрел на него, оторвав взгляд от бумаги, понял, что предстоит долгий и, возможно, неприятный разговор.

      – Расскажите все с самого начала, – как можно мягче предложил полковник, поняв состояние собеседника. – И, пожалуйста, поподробнее.

      Несколько