Еська. Михаил Першин

отдай мне ширинку, се́ребром отороченную.

      Той только и осталось, что согласиться.

      Получил Еська серебряну ширинку, за шёлкову заткнул, обратно на Бабу Двенадцатимандовую забрался.

      Пошли они дале. Внутри Баба вся огнём горит, сквозь чащу непролазную напрямки так и ломится.

      Из лесу вышли, видят пещеру Чуда Трёхъелдового.

      – Тута? – Баба спрашивает.

      – Погодь ещё чуток, – Еська отвечает.

      Навстречь им хозяин выходит, следом жёнка его Трёхмандовая, увидали барыню Двенадцатимандовую, до земли ей поклонилися.

      Чудо Еську увидало, обрадовалось: уж не чаяло с ним встретиться.

      Баба Трёхмандовая гостью знай угощает, да той кусок в горло не лезет:

      – Скоро ль, Есюшка?

      – Мало уж осталося.

      И тихо так Бабе Трёхмандовой шепчет:

      – А не поведать ли мне Чуду твому, отчего трава-то примята?

      Слово за слово – увидала Баба, чем Еська опоясан, да и пришлось ей с ширинкой, золотой нитью изукрашенной, расстаться. Еська её за шёлкову ширинку спрятал, да и говорит:

      – А пущай нас хозяин добрый дале проводит. Ну,? как мы в поле тропку потеряем? Пошли дале. Дошли до рощицы.

      – Тута? – Баба Двенадцатмандовая спрашивает.

      – А теперь тута, – Еська отвечает.

      Соскочил с плеч ейных, да с Чуда все путы скинул.

      Поняло Чудо, чего от него требовается, да и пуще прежнего загорюнилось:

      – Как же я с дюжиной-то манд управлюсь?

      – А ты не пужайся, – Баба ему в ответ. – Мне всего и надо – три остатние остудить.

      Уж о том, как Чудо Трёхъелдовое с работою своей управилось, я вам сказывать не стану. Потому: сам не знаю. Да и Еська того дожидаться не стал.

      Пошёл он прямо к реке. А ива, Чудом из земли вывернутая, на берегу лежит. Уж и листья пожухли, и ветки до воды не достают.

      – Эх, опоздал!

      Заплакал Еська, ширинки достал и ствол ими укрыл: спи, мол, ивушка!..

      Вдруг слышит голосок звонкий:

      – Спасибо тебе, Есюшка!

      Глядь: а на месте ивы девица стоит, в три рубашки одетая: одна шёлком вышита, другая се́ребром оторочена, а третья золотой нитью изукрашена.

      Повёл Еська Ирушку в село. Уж там её отец с матерью и оплакали давно. То-то радости было! Три дня пировали, на четвёртый Еська в путь собираться стал.