На краю империи: Камчатский излом. Сергей Щепетов

твой лодка?

      – A-а… Э-э… – изобразил мучительные раздумья Митька. – Три рубля, ваш-бродь, никак не меньше!

      – Хренеть совсем, да? – покачал головой немец. – Твой бат из золото делать?! Я давать один рубль и половина!

      – Э-э… Маловато будет… Совсем новый…

      – Батоги шопа бить хочешь, да?

      – Н-ну-у… Так дела не вершатся… – затосковал служилый. – Но я согласный… На два рубля!

      – Ептвоюма биллять! – прорычал офицер. – Хи-рен с тобой!

      – Только еще закавыка имеется, ваш-бродь… – робко продолжил казак. – Мне ж по реке Камчатке до Верхнего острога пять ден идти. По берегам там кусты непролазные да склоны с каменьями. Коли быстрее надо, потребно лодку нанять. А за то платить надо…

      – Вифиль… сколько?

      – Полтинник, ваше благородие, – развел руками Митька, – никак не меньше!

      – Ты пить мой кровь, казак! – озвучил свою догадку офицер. – Большой кнут о тебе плакать!

      – Меньше никак… – печально вздохнул служилый.

      – Ладно! – махнул рукой немец. – Хи-рен с тобой, биллять. Потом ты приходить к Степан, он писать тебе бумага.

      – Премного благодарен, ваше благородие! – склонился в поклоне Митька. – Все сполню – не за страх, а за совесть!

      – Что есть русский совесть? – скривился датчанин. – Нихт! Делать, как я говорить, – будет гуд.

      Солдат Степан, исполнявший роль писаря при капитан-лейтенанте, был человеком в годах – с брюшком, вислыми неопрятными усами, дряблыми мешками под глазами и синими прожилками на сероватой коже лица. Митька подумал, что он, наверное, мало двигается и пьет, не просыхая, когда есть возможность. О последнем, впрочем, догадаться было не трудно: когда Митка вошел к нему в палатку, запах там был как в кабаке.

      – Здравы будьте, господин писарь! – приветствовал его Митька. – Велено к вам явиться!

      – Ну, явился… – кивнул Степан. – Вон, на топчан сядь, чо столбом стоишь?

      – Благодарствую! – сказал гость и развязно спросил: – Как вам наше винцо казенное? По вкусу ли?

      – Какой на хрен вкус?! – отмахнулся писарь. – Отрава бесовская!

      – Однако ж забирает!

      – Забирает, да по ночам черти снятся, а утром хоть не просыпайся! Из чего гоните-то? Из дерьма с лягушками?

      – Из травы сладкой, – пояснил служилый. – Ее тут густо растет. Черешки листвяные от шкуры чистят да сушат. После того мочат и вино-травянку сидят.

      – Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие… – простонал писарь. – Покажешь при случае ту траву.

      – Да на что тебе, Степан… э-э-э?

      – Лексеич!

      – На что тебе зелень, Степан Лексеич? Коли потребно, ты у камчадалов сушеной купи – рупь за пуд. А с трех пудов отходит печатное ведро раки!

      – Да ты чо?! – вытаращил глаза писарь. – Ведро?! Это ж двадцать рублев!

      – Это казна по двадцать продает, – уточнил Митька. – А кой у кого можно и дешевле взять… сам понимаешь. Только ведь людям-то сидеть вино не велено – государево оно.

      – Не ссы, парень, нам можно, – заверил писарь, –