На краю империи: Камчатский излом. Сергей Щепетов

что сети впору было выбрасывать и вязать новые. Их, конечно, не выбрасывали, а долго и упорно вычищали и распутывали.

      В земляных юртах стало сыро и неуютно. Люди начали перебираться в балаганы – травяные шалаши, высоко поднятые на сваях.

      В конце концов вода спала и очистилась. Во всех подходящих местах были поставлены сети с поплавками из бересты. И вот настал-таки долгожданный день – первая чавыча была торжественно съедена всем населением острожка. На другой день попалось сразу три рыбины, потом две, потом пять…

      Голод отступал, люди вновь начали радоваться жизни. Однако до праздничного обжорства дело все никак не доходило – рыбы было мало. Впрочем, люди почти не беспокоились – впереди был ход кеты и горбуши.

      Примерно к середине лета люди могли уже объедаться рыбой сколько угодно. Это, однако, вовсе не означало, что ее стало много. Много – это когда не видно дна, когда по берегам образуются валы из тухлятины, когда обожравшиеся собаки еле таскают раздутые животы. По времени уже пора было начинать заготовки на зиму, но никто этим не занимался – из-за нескольких десятков рыбин не стоило и заморачиваться. Люди ждали настоящего хода, собаки подбирали объедки, по берегам рек бродили толпы голодных недоумевающих медведей. А рыбы все не было…

      В августе установилась солнечная, сухая погода. Люди начали разделывать пойманную рыбу и развешивать на просушку под балаганами. Это время упускать было нельзя – впереди ожидались беспросветные дожди и туманы. В нормальный год ставные сети приходилось освобождать от рыбы практически непрерывно, иначе они путались и рвались. Сейчас их можно было надолго оставлять без присмотра. Собственно говоря, слабый ход рыбы случался в среднем раз в четыре года. Наверное, сделать зимние запасы можно было и при таком раскладе, но все рыболовецкое хозяйство ительменов было ориентировано на изобилие. Кроме того, надежда на лучшее в их сердцах не умирала, кажется, никогда: нет рыбы сейчас, значит, она пойдет позже – не горбуша, так кета, не кета, так нерка… А ждать этого «лучшего» можно до глубокой осени, ведь разные виды лосося идут на нерест в разное время.

      Ительменской беспечностью Митька, увы, не обладал. Однако он быстро понял, что невозможно убедить сородичей не ждать милости от природы, а рассчитывать только на себя. Первобытное мышление не желало отступать от традиций из-за частных обстоятельств. Митькино же мышление стало новым – с примесью представлений из далекого будущего. Согласно этим представлениям, периодические голодовки имели экологический смысл – они поддерживали численность населения на приемлемом для природы уровне. Большинство маленьких детей не переживут зиму, зато потом наступит изобильный год и детская смертность резко снизится. Однако беглому камчатскому служилому понимание всего этого никакой радости не приносило. С этим своим новым мировосприятием Митька не придумал ничего лучше, чем работать самому – сколько хватит сил.

      Он рыбачил