Человек из ресторана. Иван Шмелев

рваные подштанники в комнатке, чтобы люди не видали. И насилу признался, что в участке служит, а все хвастал, что приказчиком в резиновом магазине. А это он раньше в резиновом-то был, а потом, после расстройства, запил и в писаря пошел.

      И спать-то мне хочется, а он сидит и томит. Вот я и говорю:

      – Не принимайте к сердцу… Прогнали – другое место найдете… Мало ли местов!..

      А он мне гордо так:

      – Во-первых, меня не прогоняли! Я сам приставу в морду плюнул! У меня тетка в имении, у ней сто тысяч в банке!.. Чи-то-ссс?! Извините-с… Я не какой-нибудь обормот!

      – Ну и хорошо, и не напускайте на себя…

      – Ну, это не ваше дело! Выговоры мне! А может, я наврал? Чи-то-ссс?! И не знаете, гнать меня или нет. Вот молодой человек мне пиджак изгадил, а я, может, все его пиджаки и брюки уничтожил одним почерком пера?! Чито-ссс?!

      Вижу, что спятил – и ломается. А Колюшка стоит бледный, и губы у него трясутся.

      – Ничего-с… я шучу – и все наврал. Никогда я сыщиком не был! Не был я сы-щи-ком! Чи-то-ссс? Запомните это! Хорошенько запомните!! A-а… стереглись! Гайкину напели! Он бы мне дело в компании открыл – шинами торговать… Лезет человек в мурью, а вы его так вот, так… кулаком в морду?! Нате вот, плюньте мне в морду, нате!.. Молодой человек! Плюньте!.. Вы про политику можете говорить… понимаете все… плюньте!.. Вашего парикмахера склизкого позовите… плю-уй-те!..

      Реветь начал и все тянет: у-у-у… Колюшка его трясти стал за плечо.

      – Что вы говорите? Неправда!.. Мы не такие!..

      А тут Луша из-за двери выглядывает. Увидел он ее и поднялся.

      – А вы, Лукерья Семеновна, не тревожьтесь… Я вам тридцать копеек завтра… вот с гитары… я еще не все пропил… успокойтесь…

      И вдруг Черепахин и входит в одном белье.

      – Простите за костюм… Да ты угомонишься? Как вошь в пироге! Наталью Яковлевну и всех будишь! Черт ты после этого!

      Но я его остановил и говорю, что человек до умопомешательства дошел. А он очень горячий и всегда за нас.

      – Знаю, какое у него помешательство! Ему бы теперь ассаже на двугривенный! Так ты прямо скажи, и так дам, а то важничаешь…

      А Кривой посмотрел так укоризненно и загорелся:

      – Все супротив меня! Ну, так знайте! Я всем присчитал: и приставу, подлецу, и дорогой супруге, и всем!.. И всем вам язык покажу! Будьте покойны! Итоги подведены. Простите меня, молодой человек! А тридцать копеек и за квартиру за двенадцать дней получите… Вот с гитары…

      И подает Луше гитару. А она замахала руками и не берет.

      – Я предложил… как знаете… Ну-с, прощайте, до радостного утра!

      Сделал шаг вперед и стал руку протягивать, а сам глазом нас сверлит. А Черепахин ему:

      – Пошел ты! Ломается, как обезьяна… Это в тебе даже и не искренне, а так, одна трагедия глупая…

      – Ну, как угодно… Как угодно…

      И вдруг свечу у меня и потушил.

      – Занавес, – говорит, – опущен!

      Такой странный оказался человек. Напустил-напустил на себя… Легли мы, а на душе муть.

      Слышу, чиркнул спичкой за переборкой. Пригляделся я глазом в щель – Кривой лампочку на