Человек из ресторана. Иван Шмелев

А она чуть не плачет:

      – Скорей, скорей! Полна квартира народу… никого нет…

      Стал одеваться, пальто никак не вздену. А та-то мне:

      – Скорей, скорей… запутает он нас… околоточный сказал…

      Прибежал я на квартиру. Народ со двора в окна лезет, а в квартире полиция. Вошел в его комнатку, а уж он на полу лежит, как был в рваной кофте… На ремешке он задавился от брюк. На спине лежит, руки так свело и в кулаки, как грозится. А на лицо как взглянул… страшный-страшный. Языком дразнится. Один глаз сощурен, а другой выперло, смотрит. Еще ночью так все рожи корчил.

      Околоточный наш, Александр Иваныч, у окошечка сидит, курит, в руке записку держит, и строгий. И околоточный-то знакомый; ему по дешевке вино иной раз доставлял, после балов которое… Нам метрдотель с уступкой продавал.

      – Ждать тебя мне тут? Что это у вас тут за безобразие?!

      И пальцем в Кривого, и морщится. Точно я сам его удавил.

      – Что знаешь, какие причины? Нет ли чаю стакана…

      И всегда обходительный был, а тут даже про чай строго. А я совсем расстроился, ничего не понимаю.

      – Неприятность тебе будет… – И запиской по ладошке хлопнул. – Сын где? Его я должен спросить… Чернил!

      Сейчас ему чернил и чаю подали, ждем…

      – Прикройте его чем… Связался с дрянью, вот и… Голову закройте!

      Даже и его взяло. А Черепахин тут как тут.

      – Почему вы так выражаете про мертвое тело? Занесите в протокол!

      – А ты, – говорит, – кто такой? Вон отсюда! Тут допрос. Кто он такой?

      А тот очень горячий и сейчас зуб за зуб:

      – Почему мне «ты» говорите? Я совместный квартирант и хочу показание дать о причинах. Я все знаю.

      И начал так развязно, смешком:

      – Вот как было. Утречком так, часов в десять, конечно, выхожу я из ватерклозета, смотрю…

      Но околоточный ему сейчас:

      – Вон! Сам вызову! Очистить комнату!

      Всю публику выгнал из квартиры. Остались дворник да пачпортист наш, а Черепахину арестом пригрозил за противодействие. Насилу я его увел.

      – Ну-с, теперь по пунктам…

      И читает записку, что вот с квартиры его гнали…

      – Так. Вы гнали его, значит, с квартиры… Гнал?

      Объяснил все и про ночь рассказал. Записал – и дальше:

      – Это не важно, а вот…

      Вслух прочитал все письмо. Оказывается, он на всех доносы написал и про нас и теперь боится суда. И очень обижен на всю жизнь. И про стакан помянул, и про разговоры. Прочитал околоточный и сморщился.

      – Вот какая канитель! Должен дознание вести, тут про политику… Какие слова твой сын про политику говорил? Лучше чистосердечно… все равно записка в производство пойдет… Вот какая канитель!..

      Отрекся я, и Луша тоже, а Черепахин из-за двери кричит:

      – Знаю, меня извольте допросить!

      Так я даже удивился на него. Так был расположен – и вдруг. А околоточный обрадовался.

      – Позвать его! Что про политику? Твое показание по пункту!

      А