Ловкачи. Александр Апраксин

ты врешь! Ты переходишь со старым товарищем на поприще шантажа! Ты хуже сыщика проследил мою тайну и теперь хочешь запугать меня. Так знай же, что я не поддамся. Силою со мною ничего нельзя поделать. Я против силы ставлю двойную. Я могу только подчиняться разумному выводу, и если на то пошло, так я лучше же и тебе, и себе размозжу череп доброю револьверною пулею, нежели поддамся твоим глупым угрозам.

      Он точно вырос еще более, и глаза его, красивые, черные и без того большие, метали искры: они словно искали чего-то на столе с письменным прибором и в беспорядке нагроможденной всякой всячиной…

      Но собеседник ничуть не испугался. Совершенно хладнокровно он сказал:

      – Успокойся. Попробуй хоть сколько-нибудь да успокойся и выслушай меня. Вся беда только и происходит от твоей беспримерной горячности.

      – Ничего я больше слышать не хочу! – возвысил опять голос Хмуров. – Ты можешь делать что хочешь: можешь сам идти к Мирковой, можешь подослать к ней Ольгу Аркадьевну, но я тебе клянусь, что едва она узнает хоть одну черточку из моего прошлого, ни тебе, ни этой шпионке, служащей тебе оружием против меня, несдобровать!

      – Мне нужно было главнейшим образом, – заговорил Пузырев, – услышать от тебя самого, что роман с madame Мирковой существует.

      – Да, существует, но что ж из этого? Какое тебе-то до моих романов дело?

      – Перестань горячиться и выслушай меня. Авось тогда хоть что-нибудь да поймешь.

      – Я и так тебя ой-ой как хорошо понимаю и даже насквозь вижу.

      – Не думаю. Тогда бы ты не говорил столько глупостей. Я хочу тебе только доказать, что твоя игра с какою-то госпожою Мирковой, в сущности, куда опаснее исполнения той роли, которую я тебе в моем деле предоставляю.

      – Вот это интересно, – сказал насмешливо Хмуров и даже снова присел на свое прежнее место.

      – Я тоже так полагаю и даже сейчас тебе это докажу, если только ты перестанешь наконец меня перебивать.

      – Ну, говори.

      – Я, конечно, не знаю, с какими именно ты делами приступил к Мирковой…

      – Вот оно что!

      – Ты обещал меня не перебивать. Смейся сколько хочешь, и если ты не сразу понимаешь мои слова, то это тебя самого плохо рекомендует. Я, конечно, не так наивен, чтобы не понимать главной твоей цели, которая, разумеется, в одних только деньгах и может заключаться. Но я желал бы знать, какого рода взаимность, если можно так выразиться, ты ей предложил.

      – Какого рода взаимность! – передразнил его Иван Александрович. – Как это умно и тонко! Да какого рода взаимность можно предложить влюбленной женщине, – прибавил он фатовато, – как не особую нежность чувств.

      – Да, но существуют два пути, – продолжал настаивать Пузырев. – Путь законный, то есть предложение руки и сердца, или же путь иной, с предложением одного только сердца.

      Хмуров молчал и только иронически улыбался.

      – Ты можешь сколько хочешь, – заговорил ему на это товарищ, – отмалчиваться и про себя посмеиваться надо мною, но я должен – слышишь