Фатум. Том пятый. В пасти Горгоны. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

теперь, поди ж, всем белым телом владеет.

      – Да уж, не без того,– хихикнул боцман.

      – Ай, ладно! – зацепленный за живое, махнул рукой Палыч.– Плеснешь, чо ли, борода?

      Вестовой капитана выудил из ранца кружку.

      Соболев, победно улыбаясь, щедро полил денщику.

      – Ну, чо закашлялся? – Ляксандрыч хлопнул пару раз сутулую спину Палыча.– Комар в дыхло попал, аль водка не туда пошла? Это бывает. Это пройдет. На, закуси,– он протянул остаток жареной оленины.– Уж больно обхожденье у него с нами, скажу я вам, таки галантерейное прямо.

      – А ты хотел бы, чтобы он мясо с костей снимал? —Кустов выпучил бильярдным шаром свой единственный глаз.

      – Ну, брякнешь тоже! Диковинно просто. Не привык я к такому. Черкес-то, поди, не профукал бы фрегат?!

      – Ну, ты! – пальцы Палыча впились в голландку Соболева и тряхнули, что было силы.

      – Ать-два, ять-пять! Вы что ж, совсем рехнулись?

      Кустов с другими матросами насилу растащили сцепившихся.

      – Хороша дружба с пальцами на горле! – под сапогом боцмана сыро жмякнул и брызнул спорами раздавленный гриб.– Нашли время морды фабрить. Тьфу, петухи!

      Глава 8

      Мало-помалу мужики поутихли. Половина взялась дозорить, другие занялись приведением в порядок своей амуниции. Палыч, по своему обыкновению не теряя времени даром, собрал в подсумок что было под рукой: съедобные коренья, шапку малины в золотник величиной, мяты на заварку. Ленивый полдень, мирный щебет птиц притупили чувство опасности. Спустя более получаса после отбытия Тимофея решено было сделать последний привал и попить чайку. В скальной нише, что проглядывала в зарослях сразу за поваленной лиственницей, развели костерок. Сквозь листву потянуло сладким дымком – огонь схватил котелок за чумазые бока. Таиться далее не имело смысла: если их обнаружили, то, один черт, быть сваре, а посему стоило подкрепиться. «Умирать, так лучше на сытый желудок».

      – Однако, что-то Тимофея долгонько нет,– Соболев привстал на одно колено и выглянул из-за огромного, поросшего мохом ствола. Перед ним колыхалась зеленая стена пышной листвы, лучи солнца, подобно раскаленным клинкам, вонзались в спину.

      – Хрен поймешь,– тихо сказал он.– Чувствуешь себя тут как желудь… Вокруг дубы и свиньи, которые хочут тебя сожрать. М-да, ждать нежданного – это дело та-ко… – Он нервно сглотнул, свежо припомнив свирепое лицо затаившегося в ветвях краснокожего, и перекрестился.

      – Как думаешь, Ляксандрыч,– Чугин, заняв позицию в двух шагах от Соболева, беспокойно кольнул вопросом.—Индеаны там?

      – А где ж им еще, живопырам, быть?

      Старый марсовый, водрузив на нос погнутое пенсне, пользуясь затишьем, перематывал спекшиеся портянки. Жеваное тряпье разглаживалось на коленях, затем придирчиво исследовались многочисленные дыры, при обнаружении же новых матрос сокрушенно качал головой, всякий раз поминая свой бесценный набор иголок, дратвы и ниток, погибший